Деревня на перепутье

Цель… Он сказал: «Надо иметь цель». Она никогда об этом не задумывалась. Никогда! Она попросту солгала ему — сама не зная почему. Он такой сильный, уверенный, он знает свое место в жизни и, без сомнения, счастлив. Такие люди должны быть счастливы. Она сразу прониклась к нему неясным уважением, смешанным с завистью и ощущением бессилия. Ей надо было оправдаться, защитить себя. И она ударила: вот кто виноват в том, что я такая! А если начистоту, то она никогда не ломала голову над какими-то идеями. Жизнь для нее представлялась шаром с двумя полюсами — «занимательно» и «скучно». Она поселилась на первом из полюсов и без стеснения пользовалась всеми удовольствиями, перепадающими на ее долю. Но иногда шар опрокидывался, и она вдруг оказывалась на противоположном полюсе. Ею овладевала скука. Что-то тяжкое, скользкое опускалось на дно души, копошилось там, а она бессильно улыбалась и смотрела, как всплывают осадки прошлого. Она вспоминала героев прочитанных книг, в которых была влюблена, и живых, реальных мужчин, которые ее любили. А ведь все могло быть иначе. Даже после того, как судьба захлопнула перед ней дверь в город. Если бы кто-нибудь протянул ей руку, позволил бы прижаться к сильному плечу. А ведь была такая рука. Не протянул… Но нет! Она не винит Мартинаса. Не может винить. Ведь до него был еще другой «он». Первый. Один из тех мальчиков, которые с шестого класса стали посылать ей любовные записки. Ранней весной они бегали в березовую рощу и пили холодный сладковатый сок. Потом настала еще одна весна. Старик, который квасил березовицу, успел умереть. Березы стояли бодрые, веселые. А среди них, подняв к солнцу набухшие почками ветви, раскинулась дикая вишня. Они отрывали зубами янтарные леденцы смолы с ее кривого ствола. И с той поры на всю жизнь в памяти осталась кривая вишня и сладковатый вкус вишневой смолы.

В июне был выпускной бал. Его путь лежал в большой город, ее — обратно в деревню. Но оба они верили, что им по пути. Нет, не долго им мучаться на расстоянии. Как только он найдет работу и жилье, птицей прилетит за ней.

Целую ночь шумели над их головами березы в белоснежных сорочках. Сквозь ветви с неба капали звезды, чудились золотые башни Вильнюса. Потом заря посыпала небо пеплом, и они вернулись домой, повзрослев на десять лет.

Осенью он уехал учиться. Стали приходить письма. Вначале каждую неделю, потом — раз в две, каждый месяц. Исписался. На летние каникулы он не вернулся домой: уехал куда-то на юг с туристической студенческой группой. Оттуда она получила несколько открыток с видами Кавказа. В ее комнату ворвались усыпляющий шум моря и снежные горы. Запахло золотистой кожицей мандаринов, виноградом, лавровыми рощами, кипарисами. По десять раз в день она разглядывала виды незнакомого края, гадала, где он сейчас, что он делает, и душу охватывали неуверенность и предчувствие приближающейся беды. А перед Новым годом пришло еще одно письмо. Последнее. Он не посмел это сказать прямо, но она поняла, что голубоглазый паренек из березовой рощи заблудился среди золотых башен; никакие чары не вырвут его из пасти каменного дракона и не вернут его суженой.

Вечером она пришла к Акмяне. Река дремала под сморщенным ледяным покрывалом. Только чернеющие полыньи напоминали, что она не спит. Так и было: река ждала. Дремала, но ждала. Приходите! Все, кому некуда деться, приходите! Года провела по глазам окоченевшей ладонью. Она уже видела, как вода катит по дну ее тело, ударяя о камни, как липкие водоросли обвивают шею, а вереница рыб сопровождает ее, и кусочек за кусочком… Ах! В ее глазах мелькнули снежные вершины гор, залитое солнцем море, березы и… он, здоровый, красивый, счастливый.

Нет! Нет! Нет!

Много вечеров подряд она приходила к Акмяне. Спокойная, решившаяся на все. И всякий раз возвращалась. Измученная душевной борьбой, бессильная, как пылинка. Нет! Нет! Нет!

Иногда она встречала плечистого парня с серыми грустными глазами. Он вечно куда-то спешил по бесконечным казенным делам. Сапоги, голова, втянутая в воротник полушубка, под мышкой портфель. И тяжелые большие руки. Он весь был какой-то тяжелый, а его спешка искусственная. Казалось, будто над ним нависло что-то громоздкое, видное только ему одному, что каждый миг может сорваться и придавить его к земле. Смерть ходила за ним по пятам. Года это знала. Она не знала только одного: когда пробьет этот час, А может, ему уже все равно? Может, он и не бежит от своей судьбы? Ведь он тоже потерял любимого человека…

На исходе зимы Года столкнулась с ним во дворе. Он принес повторное уведомление о невыполнении плана лесозаготовок. Вышел отец, пригласил его в дом. Они долго торговались за бутылкой, оба повышали голос. Потом его голос стал слабеть и совсем замолк. Он был нисколько не похож на тех нагловатых деревенских неучей, которые, дорвавшись до власти, не знают, как эту власть и выказывать. Это был добрый и несчастный человек.

Ей захотелось сказать ему какие-то теплые слова.