Деревня на перепутье

— Ты живешь настроениями своих колхозников, Мартинас. И наиболее отсталых, скажу я, — с горечью промолвил Арвидас. — Такие коммунисты — путы на руках партии. Был бы ты честен, вернул бы партийный билет.

— Чтобы сделать это, прежде всего нужна смелость, а я — трус. Кроме того, партбилет мне стоил чуть дороже, чем, к примеру, кое кому из тех, кто приобрел его душеспасительными речами и теперь думает, что вправе учить других.

Арвидас покраснел.

— Да, я не был на фронте, — оскорбленно сказал он. — Но не забывай, что я чуть моложе тебя, мобилизация не коснулась моего возраста. А столько сознательности, чтоб пойти добровольцем, у меня тогда еще не было. Наконец, так ли уж сознателен был ты сам в сорок первом? Ведь не отступил же в Советский Союз, а остался батрачить у кулаков и в армию пошел только после освобождения.

Мартинас снисходительно улыбнулся.

— Разумеется. Я и не думаю хвастаться какими-то заслугами. Ты меня не понял, Арвидас. Я имею в виду обиду. Только обиду, и ничего больше. Кажется, в сорок шестом или в начале сорок седьмого — я работал тогда председателем апилинки — пришлось участвовать вместе с народными защитниками в одной операции. Кто-то донес на одного нашего крестьянина, что к нему-де заходят бандиты. Мы окружили хутор, обыскали, но никого не нашли. Бедняга божился, что не поддерживает бандитов. Правда, однажды зашли к нему, отобрали половину запасов сала, но что он мог поделать с вооруженными людьми? Народные защитники избили его до потери сознания, швырнули будто свиную тушу в телегу и пьяные, горланя песни, укатили в Вешвиле. Там ему добавили еще, потом сунули вместе с женой и детьми в вагон и отправили в Сибирь. А виноват он был только в том, что хотел жить и, боясь мести бандитов, не сообщил о них властям.

— Таких случаев бывали сотни. Не понимаю, зачем о них вспоминать? — помрачнев, спросил Арвидас.

— А затем, чтоб ты знал вот что: когда такие, вроде вас, учились на казенные деньги, спокойно спали и видели во сне прекрасное будущее, мы несли стражу под вашими окнами, и наши руки иногда были не совсем чистые. Да, не совсем чистые… А вы-то — мягкие, невинные, будто цыплята, вылупившиеся из скорлупы. Цып, цып, цып… — Мартинас с нескрываемой злобой взглянул на Арвидаса и встал.

Арвидас тоже поднялся и взял Мартинаса за локоть. Он был сильно взволнован.

— Я не хотел тебя обидеть. Так уж получилось, мы ведь слишком мало друг друга знаем. Нам надо сойтись поближе, Мартинас. Заходи ко мне вечерком. Поболтаем, в шахматы сыграем. Жаль, что ты не охотник — в воскресенье сходили бы в Сукмядис. Зато можем съездить в Эжяренай на подледный лов. Увидишь, как интересно проведем день. Договорились?

Мартинас передернул плечами и, ничего не ответив, вышел из кабинета.

II

С рассветом на болото Каменных Ворот пришли трое: двое — с пустыми руками, третий же — с сумкой от немецкого противогаза, набитой тяжелыми громыхающими предметами. Мертвая пустошь, обросшая жиденьким пухом кустарников и усеянная исполинскими болячками валунов, мучительно попискивала под ногами пришельцев. За одним из камней, спрятавшись от ветра, сидел заяц. Он видел, как старший из пришельцев вытряс сумку, люди взяли по нескольку продолговатых предметов, еще что-то и, коротко посовещавшись, разошлись кто куда. Вскоре в холодном утреннем воздухе загромыхали кувалды. Звуки катились по застывшей снежной пустыне, распугивая зверьков и птиц. А добрым часом позже, когда приоткрылось заалевшее веко небес и сквозь дымчатую полоску ресниц на горизонте мигнул краешек солнца, там, где стучали кувалды, в небо взмыли три столба дыма. Взрыв потряс землю. Заяц подскочил от страха и помчался в глубь пустоши, кувыркаясь через заснеженные кочки и обомшелые спины валунов. Вслед за ним крупной дробью неслись стайки куропаток.

Трое на пустоши полежали, прижавшись к снегу, пока не смолкло буханье падающих осколков. Потом, перекликаясь, снова сошлись в кучку и, осмотрев взорванные камни, разошлись кто куда. По каменистому болоту, залитому лучами восходящего солнца, вновь покатились тяжелые удары кувалд, которым вторили выкрики, доносящиеся с другого края.

Там мужики всех четырех бригад грузили камни. Трудились, сняв полушубки и ватники, потому что работа была не из легких. Первым делом надо было выдрать камни из мерзлой земли, отдолбив ее кирками и, разумеется, счистив снег. То и дело выяснялось, что камень сидит куда глубже, чем предполагали, и приходилось бросать начатую работу.

Каждые полчаса, иногда чаще, ползут по снежной целине тяжело груженные сани. Самая крепкая лошадь мылом изойдет, пока вытащит груз на едва разъезженный проселок, а по нему — на большак. У мельницы снова надо сворачивать в поле, потому что коровник, для фундамента которого везут эти камни, будут строить на бывшей земле Лапинаса.