Дерево дает плоды

— Верно, — поддакнул я, тоже стремясь узнать от Терезы, кто напал на нее.

Хирург вынул из шкафа бутерброд с сыром и принялся жевать медленно, аккуратно.

— Говенные герои, — буркнул он с набитым ртом. — Бабе в брюхо стрелять.

Я пошел с офицером в изолятор, не дожидаясь, пока врач закончит трапезу. Тереза лежала недвижимо, даже не чувствовалось, что дышит, голубая жилка на шее почти не пульсировала, однако на землисто — бледном лице теплился еще какой-то след жизни. Когда подошел хирург, она Бдруг вздохнула и открыла глаза.

— Кто? — спросил офицер, наклоняясь над койкой. — Кто это был? Кто?

Она прошептала что-то непонятное, потом, почти не разжимая губ, произнесла очень тихо:

— …Кароль… сынок…

— Кароль — это ее сын, — пояснил я. — Она меня не узнает, принимает за сына.

— Кто стрелял? — настаивал офицер.

В углах ее рта показалась кровь, сестра вытерла ее марлей.

— …двое… абажуры… — дальше мы не расслышали.

— Прошу выйти, больше она уже ничего не скажет, — заявил хирург. Сестра встала со стула, зевнула и взяла Терезу за запястье.

— Черт побери! — выругался офицер уже в коридоре. — Это не густо: «двое», «абажуры»? Я поехал в Управление. Вам придется уладить тут все формальности, но мы еще наверняка встретимся.

Я возвращался домой поздней ночью. По дороге меня остановил милицейский патруль.

— Извините, товарищ, — сказал начальник патруля, проверив документы. — Служебный долг. Сегодня убили какую-то женщину на улице.

Перед домом стоял армейский джип с милиционерами. Когда я открывал ворота, кто-то посветил карманным фонариком и тихо произнес:

— Дежурим, товарищ. Как там? Жива?

— Умерла.

По всей квартире виднелись следы торопливого. обыска, в комнате Терезы были выдвинуты все ящики, ¹ белье, бумаги, мелкие домашние вещи лежали на полу, и нужно было ступать осторожно, чтобы ничего не повредить. Такую же картину застал я в своей комнате.

«Двое», «абажуры». Двое? Абажуры? Я лег, доискиваясь решения загадки. Это не были фабричные, тогда бы сказала: «от нас», «с табачной фабрики» или что-либо в этом роде. Двое неизвестных. Должно быть, подкарауливали ее после собрания. Но что означали проклятые абажуры, каким образом вся история переплеталась с моими, в чем я не сомневался, абажурами? Возможно, этих… этих двух мужчин Тереза знала в лицо, может, они из тех, кто… Но ведь ко мне никто по поводу абажуров не приходил, все дела я улаживал в городе, а Тереза никогда не участвовала ни в закупках сырья, ни в продаже моих изделий. Значит, это не были какие-то известные ей с виду поставщики, покупатели. Что еще могло означать слово «абажуры»? Этого я не знал. Никакая комбинация не вязалась с этим словом. Я прикидывал, что бы я попытался выразить им, оказавшись на месте Терезы, но и этот путь ни к чему не привел. Двое чужих. Причина убийства. Несомненно политическая… Другой быть не могло. При сведении любых счетов иного рода не случилось бы ничего подобного. Я представил себе всю картину: Тереза спешит домой, попрощалась с попутчиками, идет одна, встречает двух незнакомых, темно, но не настолько, чтобы не заметить, что это чужие. Наверняка стреляли они не сразу. Должны были что-то сказать, убедиться, что это действительно она, возможно, пробормотать какой-нибудь приговор, за это, мол, и за то, только затем кто-то из них выстрелил. Между первым и последним выстрелом было достаточно времени, чтобы крикнуть, ответить, кто его знает, — во всяком случае, получить какую-то информацию, которая запечатлелась потом в слове «абажуры».

Абажуры — это я, нечто связанное со мной, какое-то дело, касающееся меня прямо или косвенно, но какое? Вдруг я понял, едва не вскрикнул от ярости. Вскочил с постели, нашел в серванте початую бутылку водки и выпил полстакана. Ясно. Как я раньше не догадался? Это меня должны были шлепнуть в отместку за этот штаб, но они ведь не знали, что сообщил я… Рассуждали так: Тереза с большевиками, Тереза засыпала торговца с третьего этажа, а потом как обычно по нитке до клубка… Ведь я не был под подо — зрением, напротив, благодаря передаче по лондонскому радио меня могли считать своим, маскирующимся, предполагать, подобно доктору — скупщику абажуров, будто бы я веду какую-то крупную игру. Да, Тереза знала от меня достаточно, чтобы понять, что ей кричали эти двое неизвестных: «Ты выдала икса и игрека». Так, так было. Чтобы оправдаться, у нее не хватило ни времени, ни сообразительности.

Я выглянул в окно. Милицейский джип стоял по — прежнему на улице, с погашенными фарами, мерцали в нем три красных огонька сигарет. «Только бы поймали этих мерзавцев, — подумал я. — Ведь это же мои убийцы. Мои убийцы».

Меня переполняла холодная ненависть и презрение.