Дерево дракона

— Да, только им бы я не позавидовал. Ведь с Моры не убежишь. Мора — меньший из двух островов, входящих в архипелаг Сан-Бородон… Вот, скажем, Наполеону ни за что не удалось бы удрать со Святой Елены.

— Может, и так, — возразил Джон, — только сомневаюсь, что он вообще думает об этом. Нельзя вернуться дважды. А что там за люди на этом острове Мора?

Впервые за все время Джон подумал о работе, ожидавшей его на этом забытом Богом уголке земли. До сих пор остров представлялся ему как-то отдаленно и туманно. Но, уверенно разрезая спокойную морскую гладь, «Данун» приближался к Сан-Бородону, и мысли о Море и жизни на нем постепенно начинали овладевать Джоном.

— Их там около двенадцати человек. Мои ребята называют их забытой командой. Да как их только не называют! Прижились они там, пустили корни и чувствуют себя как дома. Правда, стараются держаться вместе. Самый надежный у них там сержант Бенсон. Славный малый, только работенка у него — не позавидуешь. Думаю, они тебе понравятся. — С этими словами Берроуз не спеша наклонился, вглядываясь вперед и наблюдая, как Моци и Хадид Шебир с женой выходят на шканцы и удаляются под навес.

— А она симпатичная, — сказал Берроуз, проводив их взглядом. — Только все трое, по-моему, ужасно отощали за эти дни.

Кроме яиц и бифштекса, ничего не едят. — Однако мысли капитана были сейчас далеко от мадам Шебир. Он думал о своей жене, дочери сэра Джорджа Кейтора, жившей вместе с отцом в Порт-Карлосе. Берроузу это никогда не нравилось, так как позволяло иметь нежелательные преимущества перед другими офицерами. И не то чтобы старого Кейтора совсем одолела скука, что не удивительно в такой дыре, как Порт-Карлос… Просто ему нужна была хозяйка в доме.

На мостик в светло-коричневых брюках, шелковой рубашке и фуляровом шарфе вышел Грейсон. Берроуз смерил его неодобрительным взглядом. Это ж надо так вырядиться, словно он не на эскадровом эсминце ее величества, выполняющего задание, а на прогулочном катере!

— Слышали, капитан, утром новости по Би-би-си? Только и разговоров, что о Сан-Бородоне да о Хадиде Шебире. Мы, полагаю, в самой гуще событий! Оппозиция кричит о вмешательстве правительства в дела Кирении. Ну, в общем, как всегда. На завтра объявлено внеочередное заседание парламента, премьер-министр выступит с официальным заявлением.

Казалось, взор Грейсона был устремлен далеко в будущее.

Глядя на то, как солнечный свет мириадами крошечных искорок переливается на бирюзовой глади воды, он представлял себе заседание парламента. Нет, не то, о котором только что говорил… Все-таки когда-нибудь это обязательно произойдет. Он непременно будет там…, в самой гуще событий.

— Проклятые лейбористы! — возмущался Берроуз, сев на своего любимого конька.

Джон промолчал. На самом деле, думал он, вся эта заваруха инспирирована правительством. Но так и должно быть. В том-то и состоит дилемма, извечно свойственная политике. Ты придумываешь правила игры, имея перед глазами некую пространную и довольно бесформенную идею добра, но чтобы воплотить ее в реальность, ты вынужден отступать от законов морали, а порой даже и от законов правосудия… Джон был рад, что участвует в этой большой игре. У него теперь трое подопечных, и все, что от него требуется, это держать их на Море до получения новых распоряжений. Вот так — просто и ясно. Во всяком случае, он очень надеялся, что все будет просто и ясно. Но он слишком хорошо знал цену надеждам солдата.

Больший из двух островов архипелага Сан-Бородон назывался так же, Сан-Бородон, и имел грушевидную форму, простираясь на пятьдесят миль в длину, а в ширину достигая почти двадцать. Милях в десяти к югу от Сан-Бородона лежал второй островок — Мора. Он был кругл и вместе со своим продолговатым северным соседом образовывал некое подобие восклицательного знака. По утверждению геологов, оба острова некогда соединялись узким перешейком. Оба имели тектоническое происхождение, а Мора, диаметр которого едва достигал пяти миль, был не чем иным, как продолжением давно потухшего подводного вулкана. Имея координаты тридцать четыре градуса южной широты и двадцать два градуса северной долготы, острова Сан-Бородон находились приблизительно в двухстах милях к северо-западу от Мадейры, в двухстах пятидесяти милях к югу от Азорских островов и почти в восьмистах милях к западу от ближайшей точки африканского побережья — Касабланки.

Прошлое островов было окружено тайной. Некоторые историки предполагали, что их открытие можно отнести к 1351 году.

Другие утверждали, что острова входили в Пурпурию, открытую Плинием. Однако большинство ученых склонны были считать датой открытия Сан-Бородона 1421 год, а его первооткрывателями Зарко и Ваца — знаменитых португальских мореплавателей, состоявших на службе у принца Генриха и за год до этого открывших остров Мадейру. Но если Мадейра была необитаемой, то острова Сан-Бородона, как и их отдаленные собратья Канары, оказались населены туземцами — племенем гуанчей, чья этническая принадлежность до сих пор выясняется.