Дерево Джошуа. Группа ликвидации

Я пересек большой вестибюль. Какая-то девушка разговаривала с клерком у стойки. В то утро мой интерес к заблудшим девушкам был почти на нуле, по причинам как эмоционального, так и физиологического характера, а эта к тому же была в штанах — ярких клетчатых брюках, так что, торопясь в ресторан, я не удосужился внимательно изучить ее вид сзади. Каково же было мое удивление, когда я услышал ее голос.

— Доброе утро, кузен Матиас!

Я развернулся на ходу и увидел Элин фон Хоффман. Эта девчоночка могла учудить с собой какое угодно безобразие, но все равно оставаться красивой. Даже в вызывающих штанах и тяжелом лыжном свитере, без всякой косметики, за исключением дурацкой губной помады, которой были перепачканы ее губы накануне вечером, она по-прежнему могла заставить вас оплакать свою попусту растраченную жизнь. Она протянула мне ключик, держа его за брелок на цепочки.

— Я пригнала вашу машину, — сказала она. — Эти старенькие «вольво» не так уж хороши, да?

— Фурычит — и ладно, — ответил я. — А что еще можно ждать за тридцать крон в сутки — «Мерседес-300 SL»?

— О, вы разбираетесь в спортивных автомобилях! В Стокгольме у меня «ягуар» — английский. Он такой красивый и на нем так здорово ездить! Еще у меня есть маленькая «ламбретта» — такой восторг! Знаете — это мотороллер.

— Да, — сказал я. — Знаю.

Она засмеялась.

— Я все еще пытаюсь вас. просвещать. Ну ладно, мне пора.

— Я отвезу вас.

— Нет, не надо. Я специально приехала, чтобы вернуться назад пешком. Я люблю ходить — а сегодня такой чудесный день.

— На мой взгляд, день сегодня серый и ветреный.

— Да. Я очень люблю такую погоду.

Так, значит она из тех девчушек, которые обожают гулять в дождь и в холодрыгу. Что ж, когда-нибудь она повзрослеет — у нее для этого полно времени.

— Ну, это дело вкуса, — сказал я. — Как и пешие прогулки.

— Вы же сказали, что любите охоту. Если вы охотник, то должны любить пешие прогулки.

— Я в состоянии и пройтись, если под рукой не окажется лошади или «джипа». Иногда, если есть шанс подстрелить что-нибудь редкое, могу протопать несколько миль. Но не ради прогулки.

Она снова засмеялась:

— Ох уж эти американцы! Все у вас должно иметь свою выгоду. Даже прогулка… Доброе утро, миссис Тейлор!

Лу спустилась в вестибюль в своей рабочей униформе: юбка, свитер и пальто-шинель. Рядом с этой высокой молоденькой шведкой в спортивном костюме она казалась на удивление мелкой, даже хрупкой, хотя мне уже предоставилась возможность удостовериться, что ее не так-то легко сломать. Эта мысль почему-то меня на какое-то мгновение смутила. Я увидел, как девчоночка переводит взгляд с Лу на меня. Она была молоденькая, но не слишком. Кое-что она заметила и сразу все поняла. Думаю, этого никому не удается скрыть, за исключением лишь самых отпетых грешников, коими мы, слава Богу, не были. Когда Элин заговорила, в ее голосе послышались хорошо различимые жесткие нотки.

— Я как раз собралась уходить, миссис Тейлор. До свидания, герр Хелм. Ваша машина стоит на стоянке на противоположной стороне улицы.

Она торопливо вышла из отеля и окунулась в серый осенний день. Мы смотрели ей вслед. Как только она оказалась на улице, ветер растрепал ей волосы. Она смахнула упавшую на лицо прядь, ловким движением ладони закинула ее назад и быстро удалилась, идя уверенным шагом опытного ходока, каким сегодня не часто удивишь в Америке. С этой точки зрения Америка никогда не была желанной страной для пешеходов или бегунов, по крайней мере, с тех пор, как фронтир отодвинулся за Великие равнины[7]. Просто у нас было в избытке пространства для освоения, и старожилы предпочитали передвигаться верхом. Впрочем, сохранилось немало увлекательных описаний пеших путешествий, но вчитайтесь в них повнимательнее — и вы обязательно обнаружите, что все эти паломничества начинались только после того, как у путешественника убивали или угонять лошадь. А пешие прогулки ради собственного удовольствия — это сугубо европейская привычка.

— Кто же эта девочка-переросток? — спросила меня Лу по пути в ресторан. — Вчера я так и не разобрала толком ее имя.

— Да ты сама еще дитя! — ответил я. — В глазах мужчины преклонного возраста девушка двадцати двух лет выглядит не намного моложе, чем двадцатишестилетняя.

— Тебе лучше знать, дедуля, — улыбнулась она. — Недаром я же ты вчера так пристально разглядывал ее за ужином.

Я усадил ее за столик у окна.

— У меня был к ней сугубо эстетический интерес, — заявил я твердо. — Я любовался ею как фотограф. Ты должна признать: она настолько красива, что даже глазам больно!

— Красива?! — Лу была шокирована. — Эта деревенщина… — она осеклась. — Так, я понимаю, что ты хочешь сказать. Хотя сама не испытываю тяги к женщинам типа «дитя природы», — она скорчила гримаску. — Все говорят, что Швеция аморальная страна. Интересно, как же им удается взрослеть, имея такую непорочную внешность? Я сама никогда так не выглядела и могу тебе сказать, что была практически сама невинность вплоть до дня свадьбы!

— Как это — практически?

Она улыбнулась: