Дерево Иуды

Когда тётушка пришла из магазина, Андрей смотрел телевизор. Шёл какой-то очередной карнавальный сериал о любовных переживаниях людей с другим цветом кожи, но Андрей тупо смотрел в экран старенькой «Чайки» и думал о своём.

– Я вот тут по дороге что обмозговала, – начала она с порога. – Если тебя разыскивает милиция, то как же ты устроишься на работу? Тебе же нужно прописываться, а сейчас в мире-то вон что творится! Сведения обо всех, кто приезжает в город из других краёв, тщательно проверяются. Как ты будешь? Прятать тебя мы не можем.

– Не волнуйтесь, – спокойно ответил Андрей. – Сейчас не те времена, когда милиция одного российского города суетилась бы ради милиции другого. Я это знаю хорошо. На втором курсе юрфака ещё до отчисления проходил практику в уголовном розыске одного из районных отделов. Кроме того, моя статья смехотворна. Нашли несколько столовых ложек маковой соломки. Я её заваривал и пил как чай, чтобы печень сильно не болела. Работал я тогда в кузнице на Печатной. Работа тяжёлая, нагрузка на печень большая. Преступлений я никаких не совершал. Поэтому и считаю, что судить меня собирались не по справедливости. Перед Богом я сам отвечу, но не перед людьми. – Он тяжело вздохнул. – Вы не волнуйтесь. Обузой для вас не стану. Немного поправлюсь и уйду на квартиру.

– Да не в этом дело, – печально произнесла Надежда Николаевна. – Просто я тебе кое-что не сказала… Максим-то наш не просто пьёт, а уже загибается от пьянки. Намедни чуть руки на себя не наложил, Бог отвёл. Алкоголик он уже давно. С самой работы следователем в Автозаводском уже алкоголиком был, каждый день выпивал по бутылке водки, потом на конфискат перешёл. Так и покатился. Мать его поэтому на дачу увезла. Горе у нас. Это уже не первый год. Бьёмся с ним, бьёмся, а все без толку. Наказывает судьба за что-то весь наш род Волковых. Мама-то у нас была верующая, а вот мы, то есть дети, в том числе и твой отец, нет. Безбожники мы были, – заключила она.

– Тогда все были безбожниками.

– Не все! – воскликнула горячо тётя. – Не все… У нас другое. Когда твой отец был ещё совсем маленьким, лет пять ему было, мы всей семьёй голодали, война была. И вот он однажды прибежал домой после футбола в истерике, начал кричать, что он есть хочет. Мама попыталась его успокоить, мол, потерпи, сынок, Господь терпел и нам велел. А он схватил своими худенькими ручонками икону мамину Спасителя и шлепнул её об пол. «Что ж, – кричит, – твой боженька допускает, чтобы мы голодали?!». Мама в слёзы, конечно. Отругала, отшлёпала его, а он после этого случая как будто на Бога злобу затаил… как волчонок стал, ей Богу! Да и не только он, – спохватилась тетя. – Верка, та тоже богохульничала. Да и я, – она опустила глаза. – Чего уж греха таить.

– И вы считаете, что поэтому Максим пьёт? – простодушно спросил Андрей.

– Да я и сама не знаю, почему он пьёт. Почему пьют, колются? Вот ты мне скажи, почему?

– Я могу сказать только за себя, и только почему начал колоться. Это был протест против лицемерия взрослых, против пошлости толпы… не знаю, ещё против чего… много против и мало «за»… Злость не выветренная, неосознанная, тупая в душе сидела. Может быть, вы и правы насчёт веры в Бога, – задумчиво проговорил Андрей. – Может быть, не было её с самого детства, не было веры ни во что, кроме самого себя, любимого и сильного. Так нас папа воспитывал. Верить только в себя! Волковы никогда! Ну и всё в таком духе… Поганом духе, – тихо прибавил он. – Да, кстати, – решил перевести разговор Андрей в другое русло. – Я хотел спросить, что за художник такой своеобразный изобразил вас на этом полотне?

– Ах, это? – улыбнулась тетушка. – Это ж рисовал твой папа, когда из морских походов к нам отдохнуть приезжал. Тебя ещё и в помине не было.

– Мой отец? – воскликнул Андрей и расхохотался. Тётушка боязливо покосилась на племянника. – Вот уж не знал, что мой отец мог держать в руках кисть… и даже рисовал немного?!

– Да, Андрей, ты мало что об отце знаешь. Как и обо всей нашей родне тоже. У нас по мужской линии у всех Волковых тяга к искусству. Особенно к живописи. Так что не только безбожниками все мы были, но и в душе что-то теплилось… Ну да ладно, что, чай, об этом вспоминать? Что было, того уж не вернёшь. Захотелось отцу твоему морской романтики, и подался он сначала на Дальний Восток, потом в Калининград. Там женился, всю жизнь прожил, а что теперь? На родину его тянет с этой «неметчины». Сам мне писал недавно, что уж невмоготу ему там. Только мать после инсульта оправится ли? Не знаю… Ну всё, хватит. Пойдём на кухню. Я поесть купила. Ты, чай, проголодался с дороги.