Дерево лжи

Пол встретил ее взгляд холодно и невозмутимо. Он и правда сердился, сейчас Фейт была в этом уверена, — сердился на семейство Сандерли из-за того, что его друг пострадал. Вот почему он решил отыграться на самой легкой мишени — скучной, аккуратной, стеснительной дочери преподобного. Это было жестоко, опрометчиво и глупо, и он знал, что ему попадет. Его глаза бросали ей вызов, подталкивая нажаловаться.

Внезапно Фейт тоже разозлилась. Ее стали бесить Вейн, этот нелепый капкан, мать, унижения и перешептывания, секреты и ложь. А больше всего ее бесило, что, если она вскрикнет, убежит или еще каким-то образом доставит Полу неприятности, это будет значить, что он победил. Она подтвердит, что он был прав — что она действительно скучная, аккуратная, стеснительная дочь Сандерли, и не более того. Поэтому она не стала делать ничего из перечисленного, а вместо этого улыбнулась.

— Однажды я помогала отцу с чучелом игуаны, — тихо произнесла она. — Нам пришлось сделать такой же разрез, чтобы извлечь внутренности.

Секунды убегали, каждая длиной в вечность. Правила трещали по швам. Трудно было понять, потрясли ли Пола ее слова, но он какое-то время молчал.

— Я привык иметь дело с чем-то покрупнее ящерицы, — наконец отреагировал Пол, затем подошел к другой полке.

Фейт последовала за ним. Самое первое изображение на полке привлекло ее внимание. В рамке было два снимка, оба показывали одну и ту же хорошенькую девушку с аккуратной прической. На одной фотографии, подписанной «Крепко спи», ее глаза были закрыты. На второй, с надписью «Проснись», она широко распахнула глаза.

— Мой отец дорисовывает глаза, — сказал Пол, — если семья хочет, чтобы они выглядели естественно.

Фейт потребовалась секунда-другая, чтобы понять, что изображено на снимках. Девушка была покойницей, и ее сфотографировали на память. Любящие родственники уложили тело так, чтобы казалось, будто она отдыхает. Остальные фотокарточки на этой полке были в том же духе, поняла Фейт, ведь теперь она знала, на что смотреть. Многие снимки были семейными, причем один член семьи всегда был наклонен вперед чуть сильнее, чем остальные, или его подпирали подушками, спинками кресел, иногда поддерживали руками. Когда умирали братья Фейт, их не снимали на память. От них остались другие памятные вещи: бережно хранимые детские бутылочки, пряди волос.

— Я помогаю сажать их в нужное положение, — добавил Пол. — Только нужно успеть сделать снимок, пока тело не окоченело. — Его лицо приобрело прежнее выражение подчеркнутой вежливости. «Твоя очередь», — говорили его глаза.

— Как ты посадил этого? — Фейт ткнула в маленькую фотографию мальчика, который сидел в детской комнате с игрушечным солдатиком в руке, один и без поддержки.

— Эта фотография сделана по-другому. — Пол поколебался. — Отец сфотографировал этого мальчика… потом вырезал голову, очень аккуратно, и приклеил на мой старый снимок. Он всегда много меня фотографировал, так что ему легко делать портреты покойников из моих снимков, если клиенты захотят.

— У тебя есть оригинальные фотографии? — поинтересовалась Фейт.

— Нет, конечно. — Пол пожал плечами. — Зачем тратить драгоценную бумагу попусту?

— И как ты себя чувствуешь, — прошептала Фейт, — когда вспоминаешь собственное прошлое и каждый раз вместо себя видишь мертвеца? Будь я на твоем месте, я бы подумала, что исчезаю. Я бы спросила себя, хочет ли мой отец вообще меня помнить? Тебе когда-нибудь снились кошмары, в которых ты, проснувшись, обнаруживал, что от тебя ничего не осталось — только какой-то мертвец с чужим лицом?

От Фейт не укрылось, что Пол вздрогнул. Она задела его за живое и испытала при этой мысли ликование.

Глава 8 Запятнанная репутация

Миртл и Фейт возвращались в Булл-Коув в молчании. Высаживаясь из коляски, они заметили одинокую фигуру, скрывавшуюся от ветра за углом дома. Это был дядюшка Майлз. Он хмурился и прикрывал трубку ладонью. Увидев их, он замахал рукой, пытаясь привлечь их внимание, потом настойчиво поманил к себе.

— Майлз! — воскликнула Миртл, подходя к нему. — Я думала, ты на раскопках! Неужели мой муж уехал без тебя?

— О нет, мы уже были там, на наше горе. — Дядюшка Майлз говорил приглушенным голосом. — Я подумал, лучше мне поймать тебя до того, как ты войдешь. Был ужасный скандал, так что ходить по дому лучше на цыпочках. — Он многозначительно поднял брови. — Кое-кто вернулся с раскопок в дурном настроении, и да поможет нам Господь, если мы будем думать слишком громко.

Плечи и спина Фейт напряглись. Когда ее отец бывал не в духе, им следовало вести себя особенно осторожно. Он не был жестоким человеком, но если принимал решение в состоянии слепой ярости, впоследствии его не менял. Миртл сделала шаг вперед и взяла брата за руку.

— Давай прогуляемся, — тихо сказала она.

Фейт последовала за матерью и дядей на лужайку, держась достаточно близко, чтобы слышать их разговор, и достаточно далеко, чтобы они об этом не догадались. Они шли прочь от дома.