Она потрясла головой: чувство было такое, будто боль перекатывается внутри черепа из стороны в сторону. Похожее всегда происходило с другими людьми, когда те входили в лес вокруг Смитс Холлоу: становилось жутко, прошибал пот, а после визитеры шепотом рассказывали, что встречали призраков и демонов. Но Лорен никогда ничего подобного не ощущала. Лес всегда дарил ей лишь чувство безопасности.
Даже когда под сенью деревьев нашли тело ее отца с вырванным сердцем, Лорен не винила лес. Как природа может быть виновата в том, что отец посреди ночи ушел из дома по причинам, которые ее мать не желает обсуждать?
Но сейчас она что-то почувствовала, чье-то…
Невероятная глупость. Никаких призраков тут не было, только Лорен, деревья и бурундуки, копошащиеся в траве.
Вдруг ее голова взорвалась болью, подобной которой она не испытывала никогда в жизни. Девочка упала на колени, обеими руками ухватившись за голову, умоляя, чтобы это закончилось.
«
В ее голове что-то все-таки
Тогда она их увидела – девочек. Но на самом деле не увидела. Перед ней будто всплыло чье-то воспоминание. Две девочки с рюкзаками на спинах шли через лес. Лорен их не узнала: они выглядели чуть старше нее и были скорее всего не из Смитс Холлоу. Одна из девочек – светленькая – была острижена под мальчика, у второй на плечах лежали каштановые волосы, заплетенные в косы. Что-то в их внешнем виде – возможно, тяжелые рюкзаки – заставило Лорен заключить, что они сбежали из дома.
Выглядело так, будто девочки не имеют определенной цели, а просто потихоньку шагают куда-то, где люди не станут задавать им вопросов, не будут интересоваться, куда те направляются и чем занимаются. У обеих было одинаковое выражение лица: озабоченность и вместе с тем радость, словно они были счастливы наконец делать то, что пожелают, но не были уверены, чего они, собственно, желают и получится ли у них.
Затем Лорен ощутила присутствие чего-то, чего-то, что не считало девочек за девочек или вообще за людей. Оно смотрело на них как на мясо, замечательное красное вкусное мясо.
«
Но девочки ее не услышали, ведь Лорен на самом деле там не было, и они совсем не переживали, что их сожрет монстр. Они переживали лишь, что кто-то их отыщет и заставит вернуться домой, туда, где они были так несчастны, а порой и напуганы, а ведь они решили больше ничего не бояться.
Лорен все это знала, знала, о чем думают девочки и о чем думала тварь, знала, что сейчас произойдет, и не хотела видеть, не хотела больше знать. Почему она не может просто вообразить, как девочки уйдут, вместе, счастливые, как они обретут новый дом? Почему она должна смотреть на то, что случится дальше?
Лорен закрыла глаза, но это ничего не изменило, потому что сцена разыгрывалась у нее под веками, впечатывалась в мозг. Она закрыла руками уши, но это не помогло: она все равно слышала, как кричит девочка с косами, когда ее подругу раздирали когти, подобных которым Лорен не видела ни у одного зверя.
Было что-то странное в этих когтях, отметила Лорен: ее парализовало от ужаса, но какая-то ее часть бесстрастно наблюдала за бойней и видела, что здесь не так. На секунду ей показалось, что под когтями она видела человеческую руку.
Как человек мог разорвать двух девочек, прожевать несколько кусочков их плоти, а потом намеренно оттащить останки туда, где их обязательно обнаружат?
Лорен продолжала смотреть – ощущалось, будто она продолжала смотреть глазами, хотя в действительности эта сцена была у нее в голове, – как нечто собрало останки в мешок. Кровь сочилась из него, то, что раньше было девочками, которые могли бы счастливо идти по лесу, оставляло теперь на земле красный след.
Виде́ние – если это было виде́ние – оборвалось так же неожиданно, как и началось. Лорен села и осмотрелась, вполне ожидая увидеть монстра с острыми когтями и окровавленными зубами. Но ничего и никого рядом не оказалось – не было, как заметила Лорен, в том числе и остатков мигрени, которая еще совсем недавно ее полностью парализовала.