Дерево растёт в Бруклине

– Она рассмеялась!

– Эй! Новенькая засмеялась!

– Засмеялась!

Молоденькая итальянка протянула Фрэнси руку и сказала:

– Пошли, новенькая. Я покажу тебе, где сортир.

В туалете она открыла для Фрэнси воду, выдавила жидкого мыла и внимательно наблюдала, как та моет руки. Когда Фрэнси собралась вытереть руки о снежно-белое, совершенно неиспользованное полотенце, опекунша вырвала его.

– Не вытирайся этим полотенцем, новенькая.

– Почему? Оно с виду чистое.

– Опасно. Тут есть заразные, подцепишь чего-нибудь того и гляди.

– Как же быть? – Фрэнси помахала мокрыми руками.

– Вытирайся нижней юбкой, как все.

Фрэнси вытерла руки нижней юбкой, испуганно глядя на опасное полотенце.

Вернувшись в рабочую комнату, Фрэнси обнаружила, что два ее бутерброда с колбасой уже выложены на расправленный пакет. Рядом кто-то положил аппетитный красный помидор. Девушки приветствовали ее возвращение улыбками. Та, которая дразнила ее все утро, отпила большой глоток из бутылки с виски и протянула ее Фрэнси.

– Смочи горло, новенькая, – приказала она. – Всухую сэндвичи застревают в горле.

Фрэнси отпрянула и отрицательно затрясла головой.

– Да не бойся ты! Это просто холодный чай!

Фрэнси припомнила полотенце в туалете и опять мотнула головой «нет!».

– Вот как! – воскликнула девушка. – Я знаю, почему ты брезгуешь пить из моей бутылки. В сортире Анастэйша напугала тебя. Ты ей не верь, новенькая. Хозяин распустил эти слухи про заразу, чтобы мы не пользовались полотенцами. Так он экономит каждую неделю пару долларов на прачечной.

– Вот как? Что-то я не видела, чтоб кто-то из вас вытирал руки, – отозвалась Анастэйша.

– Черт, да нам дают на обед полчаса. Кто станет тратить время на мытье рук? Пей, новенькая.

Фрэнси отпила из бутылки. Холодный чай был крепкий, бодрящий. Она сказала «спасибо» и еще поблагодарила за помидор, но девушки сделали вид, что не понимают ее.

– Какой еще помидор?

– О чем ты говоришь?

– Помидор какой-то…

– Ой, новенькая принесла на обед помидор и не помнит…

Конечно, они дразнили ее. Но теперь в этом поддразнивании чувствовалось что-то дружеское, доброжелательное. Фрэнси было приятно, она радовалась тому, что случайно угадала, чего они добивались от нее. Оказывается, они всего лишь хотели, чтобы она рассмеялась – все так просто, а вот попробуй, сообрази.

Остаток дня тоже прошел славно. Девушки сказали Фрэнси, чтобы не очень-то надрывалась – работа сезонная, всех уволят после того, как будут выполнены осенние заказы. Чем скорее девушки их выполнят – тем скорее их уволят. Фрэнси, преисполненная гордости оттого, что удостоилась такого доверия старших и опытных работниц, послушно замедлила темп. Весь день девушки весело болтали, шутили, и Фрэнси смеялась всем шуткам подряд, и смешным, и откровенно непристойным. Совесть немного помучила ее только раз, когда она вместе с остальными подразнила Марка, этого мученика, который так и не понял, что, едва он рассмеется в ответ, его мучениям в мастерской наступит конец.

В субботу, в начале первого, Фрэнси стояла на станции Флашинг-авеню и дожидалась Нили, который должен был приехать на электричке. Она держала конверт, в котором лежали пять долларов – ее первая зарплата за неделю. Нили тоже принесет пять долларов. Они договорились встретиться и прийти домой вместе, чтобы торжественно вручить деньги маме.

Нили работал рассыльным в центре Нью-Йорка, в маклерской конторе. Джон, муж Сисси, устроил его туда через своего приятеля, который там работал. Фрэнси завидовала Нили. Каждый день он пересекал огромный Уильямсбургский мост и погружался в загадочный гигантский город, а Фрэнси шла пешком на север Бруклина, в свою мастерскую. И еще Нили обедал в ресторане. В первый день он, как и Фрэнси, взял с собой пакет с бутербродами, но все подняли его на смех, назвали бруклинской деревенщиной. После этого мама стала давать ему каждый день пятнадцать центов на обед. Он рассказывал Фрэнси, что ел в таком месте, которое называется «кафе-автомат»: там кидаешь в машину никель, и она тебе наливает кофе сразу со сливками, и не много, и не мало, а ровно чашку. Фрэнси мечтала тоже работать там, за мостом, и обедать в кафе-автомате, а не носить с собой бутерброды.

Нили сбежал по лестнице, сжимая под мышкой плоский пакет. Фрэнси заметила, что он ставит ноги под углом, чтобы на ступеньку помещалась вся ступня, а не только пятка. Это придавало походке устойчивость. Папа тоже всегда спускался по лестнице таким способом. Нили не сказал Фрэнси, что у него в пакете, пояснил лишь, что это сюрприз. По дороге они успели заскочить в банк, который закрывался до понедельника, и попросили конторщика поменять старые однодолларовые купюры на новые.

– Зачем вам новые? – поинтересовался конторщик.

– Мы получили первую зарплату, хотим принести домой новенькие бумажки, – объяснила Фрэнси.

– Вот как, первая зарплата? – откликнулся конторщик. – Вы напомнили мне кое-что. Помню, как я принес домой свою первую зарплату. Я был тогда совсем мальчиком… работал на ферме в Мангассете, на Лонг-Айленде. Эх, господа хорошие…