Дерево с глубокими корнями: корейская литература

У наставника Юна (за свое внешнее сходство с жабой получившего прозвище Жаба Юн) с детства проявился талант к ростовщичеству, и к двадцати годам он уже помогал отцу, благодаря чему им удалось сколотить состояние.

В 1903 году наставник Юн в полном объеме унаследовал владения отца и в течение последующих тридцати лет шаг за шагом только приумножал семейное богатство.

Судя по его учетным записям десятилетней давности, когда он вместе с семьей переехал в Сеул, господин наставник уже тогда получал чистых 10 000 сок риса в год, а теперь на его счете в банке хранилось около 100 000 вон. Так что, оглядываясь назад, с уверенностью можно было сказать, что он во многом превзошел своего отца.

Надо признаться, это окропленное кровью состояние стоило им куда дороже, чем кажется на первый взгляд. Несмотря на то что в те темные времена занятие разными формами ростовщичества было весьма прибыльным делом, а местная бюрократия лишь способствовала приумножению богатства, и отцу, и сыну, сколотившим такое состояние всего за два поколения и успешно управлявшим семейным хозяйством, не раз приходилось иметь дело с алчным губернатором, который без какого-либо объяснения бросал их за решетку, где они подвергались вымогательству и избиению палками при дознании. А сколько раз налетчики, угрожая оружием, забирали их имущество! В довершение всего, Йонгю Лошадиную Голову настигла смерть от рук шайки грабителей.

Воспоминания о тех днях и сейчас заставляют наставника Юна содрогнуться, а перед глазами нередко возникают распростертое на полу тело безвременно ушедшего отца и объятый пламенем амбар, до краев наполненный зерном.

Это случилось в марте 1903 года, в роковой 15 день по лунному календарю, и с тех пор в этот день поминают Йонгю Лошадиную Голову.

Жаба Юн Дусоп, то бишь господин наставник в молодые годы, до ночи занимался учетом получаемых и выдаваемых в кредит денег, отпускал рис, разумеется, под высокий процент, то и дело приходившим арендаторам, которые по весне испытывали затруднения с зерном, ухаживал за прикованным к постели отцом, словом, в одиночку управлялся с огромным хозяйством и потому часто не мог сомкнуть глаз до полуночи. Однажды он вдруг почувствовал, что его будят, потряхивая за плечо, и, испуганный встревоженным шепотом жены, вскочил с постели.

Уже не раз наставнику Юну приходилось сталкиваться с бандитами, и поэтому его тело, не дожидаясь сигнала спящего мозга, среагировало на опасность, в точности, как тело военачальника, которое безошибочно действует на поле боя, даже когда рассудок его хозяина замутнен.

Правду сказать, волнение, тревога и страх в то время царили в доме Юнов и днем и ночью, ни на секунду не давая расслабиться ни телу, ни душе. Казалось, что вся семья ходит по тонкому льду.

В комнате была кромешная тьма. Молодой Жаба Юн, схватив по пути, чем прикрыться, полусогнувшись прокрался к боковой двери, очерченной снаружи лунным светом. Жены он не видел, но слышалось ее прерывистое дыхание, и через мгновение ее дрожащая рука коснулась его запястья.

— Быстрее! Скорее! — поторапливала она, но ее голос заглушили удары то ли прикладом, то ли дубиной по воротам.

Собравшийся было бежать Жаба Юн на миг остановился и повернулся к жене с вопросом:

— А как же отец?

— Не знаю… Но… Ох, быстрее же, быстрее!

Жена, тяжело дыша, схватила мужа за руку. Конечно, она бы не смогла увести его силой, но тот уже сам бросился к боковой двери, распахнул ее ногой и выскочил наружу. Не успев обуться, он, босиком, что есть мочи пробежал через двор, одним махом перепрыгнул через высокий забор, припал к земле и, прячась, будто фазан, пополз по борозде ячменного поля, простиравшегося вдоль дороги. С того момента, как его разбудила жена, прошло не более пяти минут.

Между тем прыжок через забор стоил Жабе Юну подштанников, не подвязанных поясом и посему слетевших, когда он перемахивал через ограду, поэтому по полю он полз уже голышом. В это самое время у дальнего угла дома показались две темные фигуры: у одной на плече было ружье, а вторая сжимала в руках дубину. Это были бандиты, специально поставленные для того, чтобы ловить спасающихся бегством через ограду. Что и говорить, Жабе Юну несказанно повезло: эти двое его не заметили, а сам он даже не подозревал, какой опасности подвергался, перепрыгивая через забор, и лишь продолжал ползти.

Если б он попался им на глаза, они бы попробовали его догнать и схватить, а если бы им это не удалось, то начали бы стрелять из своего похожего на кочергу фитильного ружья, хотя было понятно, что привыкшие работать тяпками и вилами налетчики вряд ли попали бы в удирающего по полю человека, к тому же при скудном свете луны.

Так или иначе, Жаба Юн голышом пересек поле и скрылся в сосновом лесу, а потом быстро взобрался на невысокий холм и, наконец почувствовав себя в безопасности, сел на землю перевести дух.