Читаем Дерево с глубокими корнями: корейская литература полностью

На полу гостиной мы расстелили три полосы обоев. На простом светло-желтом фоне рассыпаны крошечные белые цветы. Я подозревал, что ей ужасно не нравятся обои, которые я выбрал. Но она делала вид, что ей совершенно все равно. Мы вместе осторожно перенесли в гостиную обеденный стол. Затем с двух концов взялись за первую полосу обоев и пошли в ванную. Опустили обои в теплую воду, которую набрали заранее, и подождали немного, пока клей не отмокнет. Потом снова взялись с двух сторон за полосу и потихоньку направились обратно на кухню. Нести мокрые обои нужно было очень осторожно, как стекло, соразмеряя каждое свое движение. Словом, мы двигались, как одно целое. Затем мы снова вытянули полосу обоев, взялись за два верхних уголка и, встав на цыпочки, приклеили верхний край под потолочный плинтус на стену. Жена стояла рядом, придерживая обои.

— А муж-то у меня какой высокий! — заметила она, взглянув на меня снизу вверх.

Я давно не видел ее улыбку. И все же было в этой улыбке что-то печальное. Когда мы приклеили обои к стене примерно наполовину, жена отошла в сторону, освобождая мне место. Верхний край уже приклеился. Я прошелся по этому участку лопаточкой для сгона воды, которую мы использовали, чтобы убирать капли с раковины. У нас не было специального шпателя для обоев или других подходящих инструментов, так что приходилось пользоваться тем, что есть. Каждый раз, когда я проводил лопаточкой сверху вниз или из стороны в сторону, на пол, где мы заранее расстелили газеты, капал раскисший от воды клей. В комнате стоял густой запах клея. Пока я аккуратно приглаживал обои лопаточкой, жена вытирала мокрой тряпкой капающий на пол клей. Так мы аккуратно приклеили первую полосу обоев и отошли на несколько шагов назад, чтобы полюбоваться на результаты своих трудов. По сравнению с оливковыми обоями, на которых зловеще темнели пятна ежевичного сока, новые желтенькие выглядели опрятно и красиво. Я даже испытал некоторое чувство гордости, оттого что поклеил обои сам. Такое же чувство испытываешь, если сам заменишь лампочку или прочистишь стояк раковины.

— Не так уж трудно. Закончим сегодня?

Сполоснув руки в раковине, мы взялись за вторую полосу. И все повторилось заново. Мы опустили обои в ванну, подождали, когда клей размокнет. И вдруг я живо вспомнил, как мы вдвоем купали маленького Ёну, вспомнил голубоватые следы на его попе, вздувшийся животик, вспомнил нежную теплую кожу и родной запах. Жена, кажется, подумала о том же. Пока бумага пропитывалась водой, мы не сказали друг другу ни слова.


— Может, открыть окно?

— Давай.

Жена открыла форточку напротив раковины. Через форточку в комнату ворвался ветер. Жена опустилась на корточки.

— Холодновато.

— Закроем окно?

— Да нет. Пусть проветрится немного.

Держа обои, я глядел на жену.

— Ладно. Берись вон там.

Жена, придя в себя, взялась за свободный край.

— Уже ноябрь.

— Да, — ответила жена сдержанно и даже немного отстраненно.

— Скоро придется доставать зимнее одеяло.

— Да, по утрам уже холодно.

— И правда очень холодно.

— Ага.

— Никаких денег не напасешься, когда живешь в стране, где такая разница температур — зимой и летом.

— Верно… Послушай.

— А?

— Тяжело работать одному?

— Да ничего особенного. Нормально.

— Я даже не готовлю ничего…

— Да ничего страшного. Я нормально ем… Знаешь…

— Что?

— Вот мы сегодня обои поклеим… а на следующей неделе…

Она молчала.

— Ну, давай снимем те деньги. Нужно выплатить долг.

И снова молчание.

Слезы едва не навернулись на глаза, но я сдержался. Я боялся, она посчитает меня чудовищем, это ведь я предложил воспользоваться этими деньгами, от безвыходности.

— Давай. Нужно так нужно, — вдруг ответила она.

Я ждал ответа, затаив дыхание, и, наконец, вздохнул спокойно.

— Хорошо.

Лопаткой я осторожно водил по обоям, надавливая чуть сильнее там, где нужно было разгладить складки. И думала «Ну, вот и настал тот день, тот самый момент, когда ее, наконец, отпустило, она пришла в себя. Сегодня и для меня, и для Ёну — важный день». Я действительно почувствовал, как что-то в ней незримо изменилось. Как только я подвел лопатку к середине полосы, жена вновь отпустила обои и отошла в сторону, а потом начала вытирать капающий клей мокрой тряпкой.

— Я был так рад, когда мы переехали сюда. Ты ведь тоже?

— Да.

— Из всех квартир, где мы жили, эта — самая лучшая. Ведь так?

Конечно, так. Я вспомнил, как от переполнявшего меня, неизвестно откуда взявшегося, чувства я по ночам не мог сомкнуть глаз. Оно приходило не изнутри и не откуда-то извне, на меня просто внезапно накатывало ощущение безграничной легкости и радости. После смерти Ёну этот дом вдруг наполнился тишиной. Когда мы с женой взялись клеить эти обои, которые в любой момент от неосторожного движения могут порваться, стена, как обрыв скалы, как немой вопрос, нависла над нами: «Это действительно наш дом?». Мы двадцать лет кочевали с квартиры на квартиру и мечтали наконец-то остановиться, найти свой, настоящий, Дом.

— Смотри, здесь складка легла. Может, переклеим?

— Где?

— Вот тут.

— Ничего. Через несколько дней высохнет и разгладится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2016 № 11

Дерево с глубокими корнями: корейская литература
Дерево с глубокими корнями: корейская литература

Перед читателем специальный выпуск «ИЛ» — «Дерево с глубокими корнями: корейская литература».Вступление к номеру написали известный исследователь корейской литературы Квон Ёнмын (1948) и составитель номера филолог Мария Солдатова.Рубрика «Из современной прозы». Философская притча с элементами сюрреализма Ли Мунёля (1948) «Песня для двоих» в переводе Марии Солдатовой. Акт плотской любви отбрасывает женщину и мужчину в доисторические времена, откуда, после утоления страсти, они с трудом возвращаются в нынешний будничный мир.Хван Сунвон (1915–2000) — прозаик и поэт. В его рассказе «Время для тебя и меня» три военных-южанина, один из которых ранен, пробираются через горы к своим. В отечественной критике для такого стиля в подаче фронтовой тематики существует термин «окопная правда». Перевод Екатерины Дроновой.Рассказ Ку Хёсо (1958) «Мешки с солью» в переводе Татьяны Акимовой. Беспросветная доля крестьянки в пору гражданской войны 1950–1953 гг. (Отчасти символическое название рассказа довольно органично «рифмуется» с русской поговоркой про пуд соли, съеденный с кем-либо.)Ким Ёнсу (1970) — «Словами не передать» — душераздирающая история любви времен Корейской войны, рассказанная от лица ветерана подразделений так называемых «китайских народных добровольцев». Перевод Надежды Беловой и Екатерины Дроновой.Рассказ писательницы О Чонхи «Вечерняя игра» в переводе Марии Солдатовой. Старик отец и его пожилая дочь коротают очередной вечер. Старость, бедность, одиночество, свои скелеты в шкафу…Другая писательница — Ким Эран, и другая семейная история, и другая трагедия. Рассказ «Сезон холодов». У молодой четы, принадлежащей к среднему классу, с его, казалось бы, раз и навсегда заведенным бытом и укладом, погибает единственный ребенок. Перевод Анны Дудиновой.Поэт и прозаик Ан Дохён (1961). «Лосось» — отрывок из одноименной аллегорической повести: скорее романтика, чем зоология. Перевод Марии Кузнецовой.«Стеклянный город» — фантастический рассказ Ким Чунхёка (1971) в переводе Ксении Пак. Из некоторых сплошь застекленных небоскребов Сеула начинают загадочным образом вываливаться огромные секции стекла. Число жертв среди прохожих множится. Два полицейских раскрывают преступный замысел.В рубрике «Из современной поэзии» — три автора, представляющие разные течения в нынешней корейской лирике. О Со Чончжу (1915–2000) сказано, что он — «представитель традиционализма и его произведения проникнуты буддийскими мотивами»; поэтессу Ким Сынхи «из-за оригинального творческого стиля на родине называют "шаманкой сюрреализма"», а Чон Хосын (1950) — автор легкой поэзии, в том числе и песенной. Перевод Анастасии Гурьевой.В рубрике «Из классики ХХ века» — главы из романа «В эпоху великого спокойствия» Чхэ Мансика (1902–1950) — «известного корейского писателя-сатирика и одного из немногих, чье творчество стало классикой по обе стороны тридцать восьмой параллели», — пишет во вступлении к публикации переводчица Евгения Лачина. Роман, судя по всему, представляет собой жизнеописание «наставника Юна», как его величают окружающие, — ростовщика и нувориша, чудом выживающего и преумножающего свое состояние в сеульской криминальной вольнице 1910–20 гг.В рубрике «Литературное наследие» — фрагменты литературного памятника XY века «Луна отраженная. Жизнеописание Будды». Перевод и вступление Елены Кондратьевой.В разделе «Корея. Взгляд со стороны» — главы из «Кореи и ее соседей», книги первой женщины-члена Королевского географического общества Великобритании Изабеллы Бишоп (1831–1904). Вот что пишет во вступлении к публикации переводчик с английского О. С. Пироженко: «…отрывок посвящен драматическому периоду в истории Кореи, когда после японско-китайской войны 1894–1895 годов страна впервые за сотни лет получила формальную независимость…»Далее — лирический очерк известного российского писателя Анатолия Кима (1939) «Весна, осень в Корее».И в завершение рубрики — «Корея: неожиданно близкая». Самые приязненные воспоминания филолога и математика Дмитрия Шноля (1966) о неделе, проведенной им в этой стране.

Журнал «Иностранная литература» , Изабелла Люси Бёрд , Ли Орён , Мария Васильевна Солдатова , Чон Хосын

Критика

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное