Читаем Дерево с глубокими корнями: корейская литература полностью

Сколько на свете самых разных кисэн и артистов, сколько замечательных песен на любой вкус! Наставник Юн был готов наслаждаться живой музыкой целую вечность, и то, что, в отличие от опостылевшего радио, эти представления устраивались нечасто, несомненно, было их большим недостатком, но зато их посещение доставляло истинное удовольствие. Разумеется, господину наставнику очень хотелось бы, чтобы такие представления устраивались как минимум 360 дней в году.

Наставник Юн непременно посещал каждый концерт именитых исполнителей, проходивший в Сеуле, ведь для него это было самым завораживающим действом на свете. А если он не попадал на какое-то из представлений, то исключительно по нерадению Тэбока, который — кроме тех случаев, когда он отправлялся с поручениями в город, — должен был каждый день ходить в цирюльню на углу и смотреть в газетах программу радиопередач и объявления о предстоящих концертах известных артистов и иных представлениях, устраиваемых Обществом изучения корейской музыки.

Поэтому, когда Тэбок не сообщал наставнику Юну об этих великолепных выступлениях, и тот с опозданием узнавал, что пропустил хотя бы одно из них, Тэбоку приходилось выслушивать громогласную брань своего господина, как в тот раз, когда батрак, обязанный выполнять и разнообразные поручения по дому, по недоразумению купил три килограмма соевого творога вместо двух, потратив на это на 5 чон больше.

Любовь наставника Юна к выступлениям известных артистов была настолько велика, что сегодня он, боясь не поспеть к началу долгожданного представления, назначенному на час дня, вышел из дому, когда на часах не было и половины двенадцатого. Сопровождавшая его Чхунсим, нехотя шедшая рядом, повернулась к нему и пробурчала:

— Зачем же выходить так рано? Какой толк приезжать загодя и сидеть без дела в ожидании начала?

Наставник Юн провел рукой по белоснежной бороде и усмехнулся:

— Что ты паясничаешь? Давай иди поживее!

Слова наставника Юна заставили Чхунсим снова повернуться и продолжить путь.

У девушки было лицо правильной овальной формы, совсем не характерной для южных провинций, где она родилась. И хотя она не слыла красавицей, но такой зайчик с ясными глазками, прямым носиком и аккуратным ротиком не мог не вызывать умиления. Впрочем, такая внешность повлияла и на ее характер: девушка отличалась фривольным нравом.

Было ей годков эдак пятнадцать, и лицо ее еще не обрело всех признаков зрелости, но, оттого что за свою недолгую жизнь она всякое успела повидать, в ее теле угадывались достоинства взрослой женщины.

Ее длинная, ниже талии, коса с аккуратно вплетенной бордовой ленточкой мерно покачивалась при ходьбе. Далеко не все знали, что на самом деле это были чужие волосы, прикрепленные к достаточно короткой стрижке Чхунсим. Небольшие пряди на лбу были искусно завиты и пришпилены тут и там заколками.

Ее традиционный короткий жакет выцвел от стирки и стал бледно-розовым, но в сочетании с темно-серой юбкой в складку, туго подвязанной галстуком, он смотрелся достаточно гармонично. На ее покрытой детским пухом коже виднелись следы лишая, а неровно нанесенная пудра местами походила на пигментные пятна. Дай ей пройтись где-нибудь в таком виде, ее было бы не отличить от тех молодых кисэн, что часто встречаются на мосту Тэгван-гё. (Однако не стоит относиться к ней с презрением. В последнее время у нее появился человек, которого она любит.)

Какое-то время Чхунсим молча шла, как ей и повелел наставник Юн, но вдруг она снова резко повернулась к нему, словно пораженная какой-то мыслью:

— Господин! — воскликнула она и засмеялась. Девушка ни минуты не могла не кокетничать.

— Что? Что тебе опять не так?

— Давайте лучше поедем на автомобиле, а? Это же лучше, чем выходить так рано.

— Авто-мобиле?

— Да-а.

— Будь по-твоему, чтоб тебя.

Чхунсим, удивленная той легкостью, с которой согласился наставник Юн, окинула его пристальным взглядом. Действительно, на его лице была хитрая усмешка.

— Правда?

— Да, черт с тобой!

— Тогда нужно найти телефон, чтобы сделать вызов?

— В этом нет надобности. Еще немного пройдем, и оттуда уже поедем.

— Откуда? Надо сначала дойти до перекрестка, где начинается район Ангук…

— Есть одно местечко и до перекрестка!

— Нет же!

— Есть! Такой серебристый, блестящий, большу-ущий автомобиль…

— Погодите, не об автобусе ли вы говорите? — спросила Чхунсим, поняв вдруг, что господин наставник ее провел, и обиженно воскликнула: — Так все это время под автомобилем вы имели в виду автобус!

— Эх ты, несмышленая, все-то тебе автомобиль! А, между прочим, автобус намного дороже!

— Это по 5 чон с человека дороже?

— Ты о чем? О плате за проезд? А я говорю о цене за покупку…

Ожидая автобус на перекрестке Чэдон, наставник Юн и Чхунсим наблюдали необычную для этого времени дня картину: несмотря на то что утренний час пик уже миновал, а до вечернего было еще далеко, два битком набитых автобуса проехали мимо, не остановившись. Третий автобус был забит чуть меньше, и господин Юн с Чхунсим, помогая себе локтями, смогли в него влезть, что едва не повергло кондуктора в слезы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2016 № 11

Дерево с глубокими корнями: корейская литература
Дерево с глубокими корнями: корейская литература

Перед читателем специальный выпуск «ИЛ» — «Дерево с глубокими корнями: корейская литература».Вступление к номеру написали известный исследователь корейской литературы Квон Ёнмын (1948) и составитель номера филолог Мария Солдатова.Рубрика «Из современной прозы». Философская притча с элементами сюрреализма Ли Мунёля (1948) «Песня для двоих» в переводе Марии Солдатовой. Акт плотской любви отбрасывает женщину и мужчину в доисторические времена, откуда, после утоления страсти, они с трудом возвращаются в нынешний будничный мир.Хван Сунвон (1915–2000) — прозаик и поэт. В его рассказе «Время для тебя и меня» три военных-южанина, один из которых ранен, пробираются через горы к своим. В отечественной критике для такого стиля в подаче фронтовой тематики существует термин «окопная правда». Перевод Екатерины Дроновой.Рассказ Ку Хёсо (1958) «Мешки с солью» в переводе Татьяны Акимовой. Беспросветная доля крестьянки в пору гражданской войны 1950–1953 гг. (Отчасти символическое название рассказа довольно органично «рифмуется» с русской поговоркой про пуд соли, съеденный с кем-либо.)Ким Ёнсу (1970) — «Словами не передать» — душераздирающая история любви времен Корейской войны, рассказанная от лица ветерана подразделений так называемых «китайских народных добровольцев». Перевод Надежды Беловой и Екатерины Дроновой.Рассказ писательницы О Чонхи «Вечерняя игра» в переводе Марии Солдатовой. Старик отец и его пожилая дочь коротают очередной вечер. Старость, бедность, одиночество, свои скелеты в шкафу…Другая писательница — Ким Эран, и другая семейная история, и другая трагедия. Рассказ «Сезон холодов». У молодой четы, принадлежащей к среднему классу, с его, казалось бы, раз и навсегда заведенным бытом и укладом, погибает единственный ребенок. Перевод Анны Дудиновой.Поэт и прозаик Ан Дохён (1961). «Лосось» — отрывок из одноименной аллегорической повести: скорее романтика, чем зоология. Перевод Марии Кузнецовой.«Стеклянный город» — фантастический рассказ Ким Чунхёка (1971) в переводе Ксении Пак. Из некоторых сплошь застекленных небоскребов Сеула начинают загадочным образом вываливаться огромные секции стекла. Число жертв среди прохожих множится. Два полицейских раскрывают преступный замысел.В рубрике «Из современной поэзии» — три автора, представляющие разные течения в нынешней корейской лирике. О Со Чончжу (1915–2000) сказано, что он — «представитель традиционализма и его произведения проникнуты буддийскими мотивами»; поэтессу Ким Сынхи «из-за оригинального творческого стиля на родине называют "шаманкой сюрреализма"», а Чон Хосын (1950) — автор легкой поэзии, в том числе и песенной. Перевод Анастасии Гурьевой.В рубрике «Из классики ХХ века» — главы из романа «В эпоху великого спокойствия» Чхэ Мансика (1902–1950) — «известного корейского писателя-сатирика и одного из немногих, чье творчество стало классикой по обе стороны тридцать восьмой параллели», — пишет во вступлении к публикации переводчица Евгения Лачина. Роман, судя по всему, представляет собой жизнеописание «наставника Юна», как его величают окружающие, — ростовщика и нувориша, чудом выживающего и преумножающего свое состояние в сеульской криминальной вольнице 1910–20 гг.В рубрике «Литературное наследие» — фрагменты литературного памятника XY века «Луна отраженная. Жизнеописание Будды». Перевод и вступление Елены Кондратьевой.В разделе «Корея. Взгляд со стороны» — главы из «Кореи и ее соседей», книги первой женщины-члена Королевского географического общества Великобритании Изабеллы Бишоп (1831–1904). Вот что пишет во вступлении к публикации переводчик с английского О. С. Пироженко: «…отрывок посвящен драматическому периоду в истории Кореи, когда после японско-китайской войны 1894–1895 годов страна впервые за сотни лет получила формальную независимость…»Далее — лирический очерк известного российского писателя Анатолия Кима (1939) «Весна, осень в Корее».И в завершение рубрики — «Корея: неожиданно близкая». Самые приязненные воспоминания филолога и математика Дмитрия Шноля (1966) о неделе, проведенной им в этой стране.

Журнал «Иностранная литература» , Изабелла Люси Бёрд , Ли Орён , Мария Васильевна Солдатова , Чон Хосын

Критика

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное