После всех перенесенных мучений Раскольников идет на Сенную площадь и поступает так, как велит ему Соня. Именно в этот момент, когда с него спадает колдовская пелена, перед ним предстает Сибирь. Снег с дождем, холод, тьма и тюремная жизнь. Он видит выход из «мертвого дома». Выход из этого безбрежного невского болота, заморочившего его. «Преступление и наказание» — это история одного молодого человека, околдованного Невой. Мир, в котором 1+1 не равняется 2, это — Сибирь, мир русского народа.
День опять был ясный и теплый. Ранним утром, часов в шесть, он отправился на работу, на берег реки, где в сарае устроена была обжигательная печь для алебастра и где толкли его. Отправилось туда всего три работника. Один из арестантов взял конвойного и пошел с ним в крепость за каким-то инструментом; другой стал изготовлять дрова и накладывать в печь. Раскольников вышел из сарая на самый берег, сел на складенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсем непохожие на здешних. Там как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его. Раскольников сидел, смотрел неподвижно, не отрываясь: мысль его переходила в грезы, в созерцание; он ни о чем не думал, но какая-то тоска волновала его и мучила.
Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села с ним рядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней был ее бедный, старый бурнус и зеленый платок. Лицо ее еще носило признаки болезни, похудало, побледнело, осунулось. Она приветливо и радостно улыбнулась ему, но, по обыкновению, робко протянула ему свою руку.
<…>
Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого.
Без Сони была бы неполной картина
Пусть читатель не ставит мне в вину то, что, выпив пару бокалов вина в самолете, я мгновенно погрузился в глубокий сон. Ведь за всю поездку мне было не вздохнуть под грузом безудержной русской страсти, одержимости, от которой нет спасения. Получается, я на всю неделю утратил свободу? Стал пленником Невы, героем «Преступления и наказания»? Неужели не было ни одного глотка свободы?