Читаем Дерево удавленников полностью

Правду ли говорили старые книги, которые она нашла в библиотеке, или бредили они из страницы в страницу? Читать их было все равно, что в полуночный час войти в комнату, в которой в трубе завывает ветер. Именно жуткие, как завывание ветра в трубе, бродили мысли по их плотным шероховатым грязно-синим страницам.

Ветер. Но когда ветер завывает в трубе, не чудится разве в этом завывании голос чьей-то души, не знающей пристанища, звучащий в небесах, припадающий к земле в тоске и рыданиях, и опять и тоже в рыданиях унесшейся в высь…

Тоска, наполняющая весь мир и нигде в мире не находящая пристанища. Голос ада, не находящий отклика ни на земле, ни в небе.

Внизу во втором этаже хлопали двери, будто сквозь слезы звенящими каплями смеялась мандолина, а в книгах было написано:

Можно…

Можно любить умерших, можно иметь с ними плотские сношения, можно обнимать их и целовать.

Ибо самоубийцы, те, которые умерли рано, не вкусив от радостей жизни, томятся в тишине и мраке могилы тоской неудовлетворенной страсти, ибо они желают нечеловеческим желанием…

Вот что узнала она из книг, которые нашла в библиотеке.

А внизу, во втором этаже…

Ах, к этому бреду, который был в книгах, примешивались звуки, несшиеся сквозь пол снизу, из второго этажа. И было все это взятое вместе: книги и звуки, несшиеся из-под пола, как вой ветра в трубе в полуночный час.

И каждое утро являлась к ней «ведьма» за новой порцией крови. И с каждой каплей крови уходили силы и бледнела жизнь.

Да, мой маленький роман близится к закату…

Однажды к ее отцу на пустырь пришел Людвиг и сказал:

— Вашей дочери плохо, я приехал за вами.

<p>XIII</p>

Конец… Ну да, конец.

Она умерла.

С формальной стороны нельзя было ни к чему придраться. Было свидетельство от врача. Умерла от скоротечной чахотки. Служила в качестве горничной.

Схоронили.

На другой день… Но вам, может быть, неинтересно читать дальше? А если она не умерла?

На другой день после похорон ее отец прибежал к прокурору.

Он стучал в грудь кулаками и между его пальцев было несколько седых волос, которые он вырвал у себя из головы. Ибо безгранично было его отчаяние.

Он кричал, что его дочь жива. Сегодняшнюю ночь она явилась ему и рассказала, что находится в летаргическом сне и нужно разрыть могилу.

Тогда она оживет. Проснется.

И стучал в грудь кулаками.

И говорил дальше. «Ведьма» выкачивала из нее кровь, чтобы кропить проклятое дерево в ее парке, на котором повесилось столько людей. «Ведьма» знает, как дать покойникам возможность на некоторое время облечься плотью. Он сам всем этим давно интересовался. Можно иметь плотское общение с умершими. Устраивать для них пирушки. Иметь любовниц и любовников «с того света».

Прямо от прокурора его отвезли в сумасшедший дом.

Он там и сейчас находится.

Я не выдумал ничего в этом маленьком романе.

Ничего не прибавляя, я рассказал вам только то, что каждый день, плача, рассказывает этот сумасшедший старик своей сиделке.

Каждый день утром, когда она к нему приходит.

Он говорит о том, что если бы у него были средства, то он зажег бы огонь всеведения в людях, как электричество в фонаре.

И тогда люди стали бы как боги: для них, озаренных светом, горящим вольно в душах ангелов, открылись бы все тайны.

Но у него нет средств. Средства хотела добыть его дочь, которая вместе с тем была и ангел, так как у ней золотые волосы и она носила голубой хитон. Она предалась «ведьме». Она в своем голубом хитоне, со своими золотыми волосами была как голубой летний день, озаренный солнцем.

И теперь наступили сумерки. День померк.

День сошел в могилу.

Каждый день он говорит это по утрам, когда приходит сиделка.

И плачет… О, как он плачет.

Слезы помешанного — они неутолимы до смерти. Они вечны, как вечно безумие.

Бедный старик… Бедный златокудрый ангел, хотевший купить людям всеведение ценою своей крови.

А если… А если она жива!..

* * *

«Роман-малютка» беллетриста, детского писателя, очеркиста Иоасафа Ариановича Любича-Кошурова (1872–1934/37) «Дерево удавленников» был впервые напечатан в Газете для всех (Москва) в №№ 454 (21 янв.) — 488 (6/19 марта) за 1918 г. Публикуется без сокращений по указанному изданию. В тексте исправлены очевидные опечатки, орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Polaris: Путешествия, приключения, фантастика

Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке

Снежное видение: Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке. Сост. и комм. М. Фоменко (Большая книга). — Б. м.: Salаmandra P.V.V., 2023. — 761 c., илл. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика). Йети, голуб-яван, алмасты — нерешенная загадка снежного человека продолжает будоражить умы… В антологии собраны фантастические произведения о встречах со снежным человеком на пиках Гималаев, в горах Средней Азии и в ледовых просторах Антарктики. Читатель найдет здесь и один из первых рассказов об «отвратительном снежном человеке», и классические рассказы и повести советских фантастов, и сравнительно недавние новеллы и рассказы. Настоящая публикация включает весь материал двухтомника «Рог ужаса» и «Брат гули-бьябона», вышедшего тремя изданиями в 2014–2016 гг. Книга дополнена шестью произведениями. Ранее опубликованные переводы и комментарии были заново просмотрены и в случае необходимости исправлены и дополнены. SF, Snowman, Yeti, Bigfoot, Cryptozoology, НФ, снежный человек, йети, бигфут, криптозоология

Михаил Фоменко

Фантастика / Научная Фантастика
Гулливер у арийцев
Гулливер у арийцев

Книга включает лучшие фантастическо-приключенческие повести видного советского дипломата и одаренного писателя Д. Г. Штерна (1900–1937), публиковавшегося под псевдонимом «Георг Борн».В повести «Гулливер у арийцев» историк XXV в. попадает на остров, населенный одичавшими потомками 800 отборных нацистов, спасшихся некогда из фашистской Германии. Это пещерное общество исповедует «истинно арийские» идеалы…Герой повести «Единственный и гестапо», отъявленный проходимец, развратник и беспринципный авантюрист, затевает рискованную игру с гестапо. Циничные журналистские махинации, тайные операции и коррупция в среде спецслужб, убийства и похищения политических врагов-эмигрантов разоблачаются здесь чуть ли не с профессиональным знанием дела.Блестящие антифашистские повести «Георга Борна» десятилетия оставались недоступны читателю. В 1937 г. автор был арестован и расстрелян как… германский шпион. Не помогла и посмертная реабилитация — параллели были слишком очевидны, да и сейчас повести эти звучат достаточно актуально.Оглавление:Гулливер у арийцевЕдинственный и гестапоПримечанияОб авторе

Давид Григорьевич Штерн

Русская классическая проза

Похожие книги