Дерево в окне

Ближе к утру сольются (с затвержённой болью)
стук колёс и следы на песке.
Я не знаю, не жду. Всё, что было, – невольно.
Снег, серея, твердеет к весне…

Не в своих беловежьих и заспанных царствах,

глубже голоса, в горле-спине.
А слова – наугад, наизусть? – род лекарства,
чтоб пробыть наяву, как во сне.
Да, в немыслимом сне
                        снег летит вместе с летом,
в луннооком заоблачном сне –

нет стеклянных осколков. Эолова флейта[15]

мне бездонно звенит о весне.

Молитва из глубины снего-пропадов

Прости нам, Господи, прости…
Как долго (долго ль – мне) брести
продрогшей тенью бездорожья?
Сам вскрик души моей: «Дыши!» –

ужели в чём-то вызов ложный?

Как возникает вновь трава,
когда земля с зимы мертва.
Как голубеет ломкость зданий

весной холодной, в дымке ранней –

она шатается сперва.
И как размытый снег – слова,
что дремлют в ране без сознанья…

Прости и не оставь! Внемли,

ведь я росток Твоей земли.
Прости и корни, и долги
в ночи земной, до первой зги…

Когда в ней оживёт трава

и снег растает, как слова:
«Весной холодной, в дымке ранней».

Прогулка в Павловске. Сон олений

Ал-ру Ке-ну

Что же было в тебе, любовь?
Сном ведёшь вглубь кольца, век ждёшь.
И на срезанной ветке кровь
всё свежа, как оставил нож.

Но зачем сквозь землю мерцать,

словно город таит свой свет
и зовёт затонувшим звоном?
Ждёт в короне оленья ветвь

и орешник – в звёздах зелёных.

Что же есть, если нет конца?
…
На пуантах свежесть цветка,
разрывается обруч почки.

Мир, сведённый к исходной точке,

раскрывается – в облаках.

Ледостав [16] Летнего сада (дерев и статуй) ночью

В Элизий улетает

Их лёгкая душа.

А. С. Пушкин

Ведь можно жить при снеге,

При холоде зимы.

Как голые побеги,

Лишь замираем мы.

Д. Самойлов

Вспышка – чиркнувший снег,
лёгкие ресницы,
до утра к дрёме век
каменных лепиться.

Вспышка – в камере сад,

чёрно-белый, чёткий.
Статуи стоя спят,
тени на решётке.

В камне – воска ожог,

колебалось, тлело,
чуть живое в чужом,
лёгкой тени тело.

Но не вспыхнет извне