Дерини. Трилогия

— Так вот куда вы исчезли из часовни, когда остались там прошлой ночью после нашего разговора? Я заглянул туда через несколько минут — вас там не было.

— Этого-то я и боялся, — кротко улыбнулся Арилан, — боялся, что вы вернетесь. К сожалению, не могу вам сказать, где я был. — Он протянул Кардиелю руку, чтобы помочь ему встать, но тот не пошевелился.

— Не можете или не хотите сказать?

— Не имею права, — с сожалением ответил Арилан. — Во всяком случае, сейчас. Потерпите еще немного вместе со мной, Томас.

— Если я правильно понял, вы находитесь под чьей-то властью?

— Есть вещи, о которых я пока не могу вам поведать, — прошептал Арилан и, все еще протягивая руку, спросил с мольбой в голосе: — Вы верите мне, Томас? Клянусь, я не обману вашего доверия.

Кардиель долго смотрел на протянутую ему руку. В его немного испуганных глазах все еще стояло удивление. Потом он подался вперед, сжал руку Арилана и с его помощью встал на ноги. Они так и стояли несколько секунд, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу, словно надеясь там что-то прочесть. Наконец Арилан улыбнулся и похлопал Кардиеля по плечу.

— Пойдемте же, брат мой, у нас много дел нынче ночью. Если я убедил вас принять в наши ряды Моргана и Мак-Лайна, то надо сказать им об этом, чтобы они подготовились. К тому же надо согласовать вопрос с нашими собратьями по Собору; впрочем, они, полагаю, согласятся с вами.

Кардиель беспокойным жестом пригладил седые волосы и недоверчиво покачал головой.

— Вы можете так быстро перемещаться всегда, когда захотите, Денис? Извините, я, кажется, некоторое время туго соображал, мне сразу было никак не переварить всего, что я узнал.

— Ну, разумеется, — улыбнулся Арилан и снова повел Кардиеля в центр комнаты, к немного выступавшему участку пола. — Нам пора возвращаться в нашу часовню, а то стража начнет беспокоиться.

Кардиель встревоженно оглядел пол.

— Это что, и есть Переносящий Ход, о котором вы говорили?

— Он самый, — отозвался Арилан, приблизившись к Кардиелю и снова обхватив его за плечи. — Теперь расслабьтесь, я все сделаю сам. Не бойтесь. Успокойтесь, ни о чем не думайте.

— Постараюсь, — прошептал Кардиель.

Пол опять ушел у них из-под ног, и открылась темная бездна.

Часом позже Моргану и Дункану сообщили решение епископов. Нельзя сказать, что встреча была радушной: для этого обе стороны были слишком осторожны, слишком сдержанны. Беглецы так долго уже пребывали вне церкви, находясь под отлучением, что для них было вполне естественным некоторое недоверие к обоим весьма могущественным прелатам. Нужно ли добавлять, что это чувство было взаимным.

Но епископы отнеслись к ним достаточно дружелюбно — создавалось впечатление, что если они и хотят исповедовать их перед тем, как принять решение, то лишь потому, что пекутся о душевном благополучии этих заблудших детей церкви.

Кардиель был необычно молчалив и произнес всего несколько слов. Моргана это удивило, так как он помнил блестящий стиль писем, адресованных Келсону, что вышли из-под пера этого священнослужителя за последние три месяца. Епископ Дхасский лишь поглядывал на Арилана с какой-то странной мольбой во взгляде, и Морган ничего не мог понять: от этого зрелища у него почему-то волосы на затылке вставали дыбом.

Арилан, напротив, был спокоен и остроумен. Серьезность положения его, казалось, не угнетала. Сказать им он почти ничего не успел, так как вскоре все четверо уже подошли к залу, где их ожидал весь Собор, лишь бросил на ходу, что настоящие неприятности только начинаются. За дверью собрались шестеро епископов, которых предстояло убедить в невиновности и чистосердечном раскаянии обоих лордов Дерини. А позднее предстояло убедить в этом одиннадцать непреклонных епископов из Корота. И все это необходимо было сделать до начала схватки с Венцитом Торентским.

Как только все четверо вошли в комнату, раздался слабый ропот, Сивард вскрикнул, Гилберт украдкой перекрестился, ища своими бегающими свиными глазками поддержки у собратьев, и даже старый вспыльчивый Вольфрам де Бланнет, самый стойкий противник отлучения, немного побледнел. Никто из них прежде не видел настоящего, не скрывающего своего происхождения Дерини, а сразу двоих — и подавно.

Но, как бы то ни было, епископы Гвиннеда были людьми благоразумными. И хотя они никогда не испытывали особо теплых чувств к Дерини вообще, сейчас они допускали, что эти двое Дерини не столько согрешили сами, сколько стали жертвой оговора. И раз они раскаялись, нужно отменить отлучение и дать им отпущение грехов.