Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова

— А почему не Пушкин? — усмехнулась Оля.

— Сравнила! Пушкин — ремесленник, такое писать можно километрами, а ты вот напиши так, как Есенин, хоть пару строк… Сможешь?

— Не смогу даже, как Пушкин, — ответила смущённая красавица и взяла кусок курицы.

Пространство наполнила та особая тишина, которая предшествует романтичному осмыслению момента, разогревая внутренний кипятильник с чувствами, мыслями и эмоциями. Нельзя сказать, что Оля совершенно не предполагала особенного завершения знакомства, но её практичные мозги давали возбудиться телу лишь тогда, когда отношения приносили выгоду, а тут юный поэт. Поэт — это же почти бомж, несчастный, обречённый на незавидную судьбу и вечное поругание, другое дело — коммерс или даже бандюган. Трезвой ему точно не дам, — обречённо подумала Ольга и подошла к мойке, где стояли два гранёных стакана.

— Давай, за успешную карьеру, — напористо сказала девушка и разлила водку в только что вымытые ею стаканы.

— Давай, — без особого энтузиазма произнёс Майозубов, которому совсем не хотелось алкоголя. Он и умом понимал, что лучше не стоит, но эрекция пересилила все другие аргументы.

Вы когда-нибудь задумывались над тем, что вселенная настолько огромна, что, передвигаясь в ней, нет никакого смысла выбирать пункт назначения, ведь в каком бы направлении ты бы не пошёл, до заветной цели дойти невозможно. Но при всей печали этого непреложного факта, есть и оптимистичные нотки, так как в образовавшейся, конкретной ситуации, совсем неважно в какую сторону идти. Учитывая недостижимость цели, все направления можно считать в принципе верными, отчего особую важность представляет сам пройденный путь, и ты на этом пути. Данная мысль ворвалась в голову Аристарха, когда он залпом выпил стакан водки. Алкоголь теплой вспышкой отразился внутри, а вслед за этим нарисовалось чрезвычайно довольное лицо Ельцина, тот нагло подмигнул, но потом моментально исчез, то ли из вежливости, то ли по другим, известным только ему, причинам.

— Оля, как себя чувствуешь? — желая уйти от наваждения, спросил Аристарх, заметив, что та так же быстро опустошила стакан.

— Совсем не плохо, — оптимистично ответила сильно захмелевшая девушка.

— Тогда пошли.

— Куда?

— Знакомиться пошли, зря что ли пили?

Аристарх не любил долгих церемоний, поэтому спокойно подошёл к Оле, по-хозяйски взял на руки и отнёс в спальню. Через четыре часа всепоглощающей страсти, девушка крепко спала, а чуть подуставший гений вновь вернулся на кухню отдышаться и немного поесть. Он невольно сравнивал Нину Николаевну с Олей и те безусловно отличались. Нина Николаевна противопоставляла богатый опыт свежести молодого тела и, как ни странно, выигрывала, её искушённая ненасытность настолько впечатляла поэта, что он даже не помышлял искать приключения на стороне. Впрочем, это уже почившее в бозе прошлое, которого, к сожалению, никак не вернуть. Объединяло женщин, пожалуй, одно — азартность в сексе, что в понимании Аристарха являлось огромным плюсом.

Майозубов устало оглядел кухню и, к своему величайшему изумлению, отметил, что на столе стоят два наполненных водкой стакана, а на одном лежит шоколадный батончик. Эта маленькая ритуальная деталь невольно намекала, что тут чьё. «Опять долбанный призрак Е.Б.Н.», — зло вздохнул Аристарх и решил, что в этот раз обязательно разберётся в том, что происходит. Поэт отчётливо понимал, наполнить стаканы было просто некому, ни он ни Оля не выходили из спальни, входную дверь Аристарх лично запер, а Ельцин по-прежнему представлялся лишь больной проекцией отравленного алкоголем мозга.

Казалось, понять происходящее можно только одним способом — выпить стоящий на столе стакан, что в тот момент представлялось вполне логичным. Майозубов вполне лояльно принял своё лёгкое сумасшествие, считая подобное вполне достойным свойством присущим гениальным поэтам, поэтому встреча с нахальной галлюцинацией совершенно не пугала. Так же хотелось узнать о ситуации побольше и опять же, все эти странности, которые невозможно объяснить даже помутнённым рассудком. Ведь правда, кто наполнил стаканы водкой? Ну, действительно, кто?

Аристарх с опаской подошёл к столу, сел на стул и сосредоточенно выпил. Затем, медленно прикрыв веки, терпеливо подождал, когда упругая волна опьянения даст о себе знать, а потом, распахнув глаза, увидел кривляющегося Ельцина. Бывший гарант Конституции мерзко улыбался и медленно вливал в себя алкоголь. Выпив, Борис Николаевич упёрся взглядом в стол и стал упоённо рассказывать о гомосексуализме, то и дело употребляя слова норма и парад. Сильно опьяневшего поэта, по совершенно непонятным причинам, вдохновила эта пошлая и слишком уж срамная речь, а затем, к вящему удивлению, искренне показалось, что парады гомосексуалистов — отличная идея. Однако, несмотря на весь этот, казавшийся положительным, бред, где-то в глубине души, другая часть натуры, временно ушедшая на второй план, настойчиво привносила диссонанс в благостное понимание такого рода свобод. Нечто знакомое, но почему-то плохо осознаваемое, истерично кричало: «Не верь ему — это зло»!