Дерьмо

Этот недоносок смотрит на него, пытаясь собрать остатки гордости.

— Я СПРОСИЛ, ТЫ УСЕК, МАТЬ ТВОЮ? — ревет Рэй, и Окки пригибается еще ниже.

— Да… остынь, приятель. Я не сделал ничего такого… — бормочет он.

— У тебя серьезные проблемы, парень, — говорит Рэй, закрывая за собой дверь и неприязненно качая головой.

— Успокойся, Рэй. — Я покровительственно кладу руку на плечо Окки. — Побудь здесь минутку. Где спальня? — шепотом спрашиваю я.

— Там… — Он бросает взгляд в сторону, — но там кое-кто есть…

— Все в порядке.

Я успокаиваю его дружеской усмешкой. Открываю дверь спальни — девчонка сидит на кровати в одной тенниске. Вхожу и захлопываю дверь.

— Что происходит? — спрашивает она. — Кто вы такой?

— Полиция. — Я показываю ей значок. — Не пытайтесь покинуть это помещение. Вы меня понимаете? Ваше имя?

— Я не обязана ничего вам говорить…

Какая сладкая куколка. И эти очаровательные веснушки.

— Успокойся, цыпочка, и не осложняй себе жизнь, — советую я и уже с большей настойчивостью спрашиваю: — Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

Вранье.

— Есть удостоверение личности?

Я перевожу взгляд на сумочку, которая лежит на тумбочке.

От всего ее хладнокровия не остается и следа. Глаза — как спутниковые «тарелки» на стене дома Тома Стронака.

— Пятнадцать… в сентябре будет шестнадцать, — поспешно добавляет она.

Слишком поспешно. Слишком быстро, чтобы принять это в качестве ответа. Интересно, почему она не хочет, чтобы я заглянул в сумочку?

— Твой дружок нарушил закон, если вступил с тобой в сексуальные отношения. Было? — спрашиваю я и подхожу ближе, чтобы рассмотреть груди под тенниской.

Небольшие, но определенно достаточно твердые. Йо-хо-хо и бочонок кайфа!

Девчонка отодвигается к самой спинке и натягивает на грудь покрывало. Лицо у нее вдруг становится почти белым, когда я протягиваю руку, хватаю сумочку и высыпаю содержимое на кровать. Среди прочего обнаруживается и маленький пластиковый пакетик с таблетками, по-видимому, «экстази».

— Я… я не… — запинаясь, бормочет она.

Всё, приплыли.

— Детектив-сержант Леннокс! — кричу я, и в комнату входит Рэй. Протягиваю ему пакетик. — По-моему, здесь таблетки МДМА[8]. Обратите внимание, что они были обнаружены у этой вот девушки. По меньшей мере шестьсот миллиграммов. Обратите также внимание на то, что девушка несовершеннолетняя.

— Проверим, — возбужденно откликается Рэй.

— Оставайтесь здесь, — говорю я, убирая пакетик в карман. — У вас очень серьезные неприятности. Как, вы сказали, вас зовут?

— Стефани… — застенчиво шепчет девчонка, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них подбородком.

Волосы падают на лицо. Она отводит одну прядь и убирает ее за ухо.

— Стефани… а дальше?

— Стефани Доналдсон…

— Так вот, Стефани Доналдсон, я выйду, а вы подумайте, как глупо себя вели. Придется вам оказать нам небольшое содействие.

Небольшое? Как бы не так. Ты у меня поработаешь, Стефани Доналдсон. Хм-м-м.

Девчонка застывает в напряженной позе, а я выхожу посмотреть, как дела у Рэя. Он уже перетащил Окки в гостиную.

— Судьи не дают снисхождения совратителям несовершеннолетних, — говорит Рэй.

— Я думал, что ей шестнадцать. Она сама так сказала, — протестует Окки и улыбается мне — мол, мы все понимаем.

Я отвечаю ему улыбкой палача. Потом пробегаю пальцами по горлу и издаю хриплый стон.

— Извини, приятель, но, как говорит Рэй, сейчас не самое лучшее время для любителей малолеток. В газетах только и пишут о педофилии. Судьи вышли на тропу войны. Тебе повезло, что за это много не дают. Получишь год или около того, отсидишь шесть месяцев. Так что волноваться не из-за чего. Да, забыл про «колеса». Накинь еще годик. В общем, год за решеткой.

Вид у Окки не слишком счастливый.

— Да ладно, — вставляет Рэй, — для Окки двенадцать месяцев — ерунда. В конце концов, в тюрьме таких любят. Немного припудриться, подкраситься, и все горячие парни Соутона выстроятся к тебе в очередь. — Рэй ухмыляется. Ухмылка у него холодная, мерзкая. — Их там всё интересует, особенно эти малолетние шлюшки. Какая она была из себя? Большие ли у нее сиськи? Носила ли школьную форму? — Леннокс смеется, получается что-то вроде сухого кашля. Потом вытягивает из клюва длинную соплю и внимательно смотрит, не попал ли в слизь порошок. Убедившись, что все в порядке, раскатывает соплю между пальцами и стряхивает комочек на ковер. — Шесть месяцев за какую-то мокрощелку… — Рэй смотрит на Окки и качает головой. — Приятного мало. Надеюсь, она хоть того стоила, а, приятель? Следующая будет не так скоро.

— Не обязательно, — встреваю я. — Конечно, совратителей там все любят, но многое зависит от возраста девчонки.

— Дело в том, — говорит Рэй, — что если кто-то из полиции шепнет такому начальнику тюрьмы, как Ронни Макартур, твердому масону и верному семьянину, что девчонке было одиннадцать… или десять… или даже восемь…