- Не кого, а что! – отмахнулся Абрам. – Он очень просил продать ему некоторые из ваших приобретений, приобретенных у черных риэлторов, когда вы приобретательствовали что попало во время при…
- Отставить тавтологию! – рявкнула я. – Торговать приобретениями не собираюсь – я королева, а не рыночная торговка!
- Гм. – В голосе Меньки появились злобно-мерчандайзерские нотки. – На это я бы таки возразила… Но не буду. А у него есть на что обменять? – И моя премьерша многозначительно стукнула себя по носу. Дважды.
Абраша недолго тупил – все-таки он был не Тупи, несмотря на первоначальное сходство. Он кивнул, повторил жест истинно хороших людей, которым очень нужно договориться по-хорошему, и скосил глаза налево. И чертова мерчандайзерша пошла, как дитё за гаммельнским крысоловом! Оставив меня страдать в одиночестве от собственной неумытости, непричесанности, неодетости и необутости! Вот же подлый народ эти торгаши. Выгода им важней гламурности. Я вздохнула во всю ширь моего прекрасного бюста (не думать о седьмом номере!) и, понурив голову, побрела куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону ванной комнаты – так я и забрела в свои апартаменты, всеми покинутая и несчастная.
Я печально разделась, печально набрала ванну с пеной и печально легла отмокать. Следующие три (а может, пять – но кто считает?) часа прошли в неусыпных государственных заботах. Мое величество отмылось, причепурилось и приободрилось. Я еще покажу этой Хогвартсорборнне, где раки свистят!
Образ свистящего рака вызвал у меня какие-то смутные ассоциации. Привычка мыслить государственно никуда не делась, несмотря на государственный же масштаб королевского склероза. Однако меня опередили. Когда я, обувшись в запасные титановые шпильки, наконец припомнила, где я читала про свистящих раков, вышла в соседнюю комнату, в моих шмотках уже вовсю рылись Менька с Гаттером, а Лёдд с придворным астрономо-лоцманом Пихто изучали замасленный свиток, воняющий рыбой. Так, словно это был исторический документ.
- Ну вот, – занудила я, – заходи кто хочет, бери что хочешь… Чё за дела, чуваки?
- Ой, простите, ваше величество, – заюлил сукин кот Абрашенька. – Мы с профессором читаем предсказание насчет Рака. Рак, видите ли, есть членистоногое, чей ротовой аппарат совершенно не приспособлен для свиста, но если ему дать свисток…
- Свисто-о-ок… – простонали мы с Менькой.
Только сейчас я вспомнила про подарок Розамунда, которым его всегда – ну почти всегда – можно было призвать из любой дали, где бы он ни был, мой раскосоухий, мой незабвенный и неподражаемый.
- Слышь, профессор! – непочтительно обратилась к Лёдду Мене-Текел-Фарес: – А у тебя от девичьей памяти ничего нет? Ничего нет хуже, чем девичья память нашей монархини! Лучше склероз, чем такая память!
- Отставить лечить монархиню! – рявкнула я. – Всем вспоминать, кто и когда последним видел мой свисток для эльфов!
- Этот, что ли? – лениво поинтересовался сидящий в углу (и почему-то связанный уже по-другому) Деанус фон Честер. – Занятная штучка… – В руке его вращался, как живой, наш мобильник… наш инструмент связи с Розамундом. Последний и единственный. – А я все гадал: зачем тому красавчику свисток? И почему он ни разу не пытался в него дунуть? – И гнусный фон Честер поднес мою драгоценную реликвию к своим гнусным губам.
Дунул раз, дунул другой… и ничего. Свисток был мертв и безгласен.
Потуга двадцать первая
- А он вообще работал когда-нибудь? – пробормотал все тот же Лёдд, после того, как каждый из нас дунул в свисток (некоторые так даже и по два раза). – Такое ощущение, что он заблокирован злым заклятьем.
- Или отключен за неуплату! – вылез умник Финлепсин.
Я потрясла свисток, как будто из него могло послышаться «Абонент временно недоступен» – и как будто это могло нам помочь. Побывав в аду, мой самый ценный артефакт лишился всей своей артефактической силы и мне оставалось только сделать самое важное и необходимое, что требуется в подобных случаях. А именно – сесть на пол и поплакать.
- Ну не надо, не надо, ваше величество, – поморщился весь мужской пол, находящийся в помещении. Мужчины! Где им понять оздоровляющий эффект хорошей, не ограниченной в средствах истерики… – Мы что-нибудь придумаем, попробуем его расколдовать, обратимся к ректору Шамбл Д’Ору…
И тут профессор Лёдд произнес свое холодное, веское «гм-гм». Или даже «ГМ-ГМ», настолько веским оно было. Все, разумеется, замолчали и заинтересованно уставились на Лёдда. Тот явно что-то знал – и, судя по невыразимо глупому виду профессора, это было очень значимое и очень таинственное что-то. Никогда мужчины не выглядят такими тупыми индюками, как тот в момент, когда собираются раскрыть чью-то тайну.
- К ректору обращаться не советую, – процедил Лёдд.
- А почему? – слаженным хором спросили мы – чего профессор, собственно, и ждал, с наслаждением затягивая театральную паузу.
- Потому что, собственно, нет никакого ректора. – Театральная пауза.
- Как нет?!! – Слаженный хор.
- А вот так. – Театральная пауза.
- Но как же?.. – Слаженный хор.
- Да вот так уж. – Театра… Ну всё, хватит!