Тут он захлопнул рот, явно осознав, что чуть было не ляпнул. Но было слишком поздно. Он увидел в медово-карих глазах, внимательно смотрящих на него во время этой тирады, еще что-то кроме вежливого равнодушия и ледяного интереса. Он увидел, как на миллионы осколков разбилось ее сердце. Боль, отчаяние, разочарование… Он все разрушил. Все, что с таким трепетом выстраивал долгие четыре года. Все рухнуло, как карточный домик. И испугался. Испугался осознания того, что секунду назад собственноручно разбил ей сердце, испоганил душу, затоптал в грязь. Драко развернулся на каблуках и, ослабляя туго затянутый галстук, бросился прочь, оставляя ее. *** Ее словно ударили по голове чем-то тяжелым. Перед глазами все поплыло: пол, потолок, эссе, книги, второкурсники, его лицо… Внутри оборвалась какая-то туго натянутая струна, и она закрыла лицо холодными дрожащими руками. Слез не было. Просто было мерзко и тошно. И пусто. Мыслей не было, только в висках отчаянно пульсировало недосказанное «грязно…». Прозвенел звонок, но Флоренс не услышала его. Не услышала, как влюбленная парочка, хихикая, пронеслась мимо. Не услышала топота маленьких ножек второкурсников. Она все сидела и сидела, спрятав лицо в ледяных ладонях. Вдруг кто-то одной теплой сухой рукой мягко обхватил ее запястье, а второй приобнял за талию, поднимая с холодного каменного пола. Ей было все равно, но она как на автомате оценила аромат этого человека — свежесваренный кофе, древесный парфюм с терпкими нотками мускуса и запах подземелий. Человек явно был мужского пола и слизеринцем. Ее куда-то вели, но ей было все равно, Флоренс просто смотрела в пол. Она увидела свои потертые замшевые школьные ботинки и того, кто ее вел — мужские, из дорогой лакированной кожи, начищенной до зеркального сияния. И его мантия на ощупь была не из простого материала, как у нее самой, а из струящегося, тонкого, прохладного на ощупь материала — похоже, крепдешина. Человек усадил Флоренс на каменную скамейку, и в лицо ей ударил холодный осенний воздух, напоенный ароматами озера, превшей листвы и мха, который рос во внутреннем дворике Хогвартса. Человек сел слева от нее. Наконец, Флоренс слегка повернула голову в его сторону и испытала самую толику удивления, увидев Блейза Забини. Он был очень красивым, итальянских кровей по матери — с кожей цвета темного мокко, с изящными, но несколько крупными чертами лица, более мужественными, чем у Малфоя. Его темно-карие, почти черные глаза почти всегда выражали равнодушие и безразличие. Несмотря на его завсегдашнюю веселость, заигрывания с любой девушкой и своеобразную манеру общения, походящую на постоянный флирт. Только в беседе с Малфоем у него в глазах появлялись какие-то живые эмоции, он даже изредка заливался искренним размеренным, приятным смехом, обнажая ровные, безупречно белые зубы. Кроме того, Малфой рассказывал, что Блейз очень любит болтать на итальянском и ничего не переводить, или переводить, но так, что можно было помереть со смеху. И у Забини был талант пародиста — неоднократно он просто потрясающе умудрялся копировать интонации Дамблдора, Флитвика, Паркинсон, Грейнджер или МакГонагалл. В общем, Забини был довольно интересным парнем, и не зря пользовался бешеным успехом у прекрасных представительниц слабого пола и славой заядлого сердцееда. Изредка он беседовал с Уайлд, как с лучшей подругой Малфоя, на отстраненные темы и давно смирился с тем, что она заняла его место в жизни Драко. Но это вовсе не значило, что Забини обиженно морщил нос, когда его друг приплетался к нему, бурча под нос: «О, женщины!». Выслушивал, насмешливо давал советы, успевал быть посланным Малфоем полсотни раз за пару минут, но в конечном счете хлопал друга по плечу и утверждал, что «Andra ‘ tutto bene, amico mio. Arriverà il giorno e assaporerai l’ambito miele delle sue dolci labra
1
». И Забини крайне тепло относился к Уайлд, хоть и перекидывался с ней всего парой слов за семестр. И несколько минут назад он стал свидетелем той отвратительной сцены, что произошла с Малфоем и Флоренс. У Драко была одна мерзопакостная особенность — если его начинало нести, то его несло до конца, и остановить Малфоя было невозможно. Вот и сейчас. Он наплел все, что пришло ему в его тупую башку, испугался и умчался, оставив девчонку в полном расстройстве чувств. Ох, как Блейз сейчас мечтал ясно и просто объяснить Малфою все, что он о нем думает! Но прежде нужно было вернуть Уайлд в этот мир. Молодой человек наколдовал стакан и из палочки налил в него горячий сладкий чай, протягивая Флоренс. Она молча приняла стакан и залпом осушила его, сохраняя каменное лицо.
— Еще? — Блейз забрал стакан.
— Нет.
Ее голос был на удивление ясным и твердым. Вот только убитый, отрешенный взгляд выдавал ее состояние. Забини покачал головой, огорченно блеснув темными глазами.