Дервиш и смерть

В эту минуту бессилия и надежды – а хотелось, чтоб она продлилась, – господь уберег меня от опасного раздвоения. Я говорю «господь», потому что случай не мог бы оказаться столь точным, столь рассчитанно предупредительным и появиться именно в эту неуловимо малую долю секунды, когда неведомые силы стали расти, неведомые, не освещенные пока моим внутренним зрением, но уже собравшиеся и наполовину освобожденные. Позже, когда я разговаривал с муллой Юсуфом, мне было приятно, что они не вырвались, но я сожалел, что не смог их увидеть. Поэтому в душе я почувствовал растерянность, перед другими я научился скрывать свое внутреннее состояние.

Он подошел бесшумно, я услыхал его лишь, когда заскрипел песок у него под ногами и когда меня обожгло его сдерживаемое дыхание. Я, не оглядываясь, понял, кто это, никто не ступал так тихо, слишком рано выучился он неслышной походке.

– Я помешал тебе в размышлениях?

– Нет.

Голос его был тихим, потаенным, но пока искусственным, птицы пели в нем. И глаза выдавали его, горевшие беспокойным огнем.

Я ни о чем не спрашивал, он сам должен сказать. Ведь он согласился, что у нас нет личных тайн, кроме тех, о которых никто не может узнать. В текии существовал строгий порядок, и я упрекнул бы юношу, если б он не сказал, где задержался.

– Я был в Синановой текии. Абдулла-эфенди говорил о постижении.

– Абдулла-эфенди – мистик. Он принадлежит к ордену байрамитов.

– Я знаю.

– О чем он говорил?

– О постижении.

– Это все, что ты усвоил? Ты ничего не запомнил?

– Запомнил стихи, которые он толковал.

– Чьи стихи?

– Не знаю.

– Я хочу услышать.

Тайну единого божества не ведает Ахриман.[14]
Спроси Асафа, ему ведомо.
Может ли воробей проглотить кусок мяса, подобно птице
Анка? Можно ли одним кувшином вычерпать воду великого
моря?

– Это стихи ибн-Ареба[15]. Они говорят о том, что постижение божьей мудрости доступно лишь избранным, немногим…

– А что остается нам?

– Постигнуть то, что возможно. Если воробей не в силах проглотить кусок, как птица Анка, он съест, сколько может. Кувшином не вычерпать море, но то, что захватишь, – это тоже море.

Очертя голову, со страстью и наслаждением бросился я опровергать мистику ибн-Ареба, может быть, впервые убеждаясь в том, что небеса и тайны Вселенной, таинства смерти и бытия – самая удобная область, где можно укрыться от земных забот. Если б их не существовало, стоило бы их выдумать как прибежище.

Однако этот молодой человек – неподходящий собеседник. Правда, человек чаще всего говорит ради себя, но он должен ощутить отклик на свои слова… А этот юноша стоял передо мной, и лицо его столь ярко освещал лунный свет, что я мог различить в нем каждую черточку. Он стоял смиренно, не решаясь уйти, пока я не отпущу его, но мысли его были далеко, я не в силах был их удержать, поза привычного послушания не требовала от него усилий, для меня он был все равно что пустое место. Стихи, мистика и познание были так чужды ему, так недоступны, что наверняка он внимал только глазами, следя за движением моих губ. Это было еще более бессмысленно, чем если б я выкрикивал слова в пустой колодец, там по крайней мере откликалось бы эхо. Он даже не пытался меня понять. Согласиться с моей мыслью, пусть даже не постигнув ее. Недолго он слушал стихи в Синановой текии.