Дервиш света

И потому так трудно восстановить этапы деятельности революционера Георгия Ивановича, человека, ставшего легендой.

Но, во всяком случае, участие его в кишлачных беспорядках — реальность. Сам доктор оказался очевидцем ужасного события. И записано оно со слов доктора.

В этой записи есть кусочек живой речи Геолога:

«Бунт, конечно, подавили с циничной жестокостью. Садисты! Мерзавцы! Но мы сделали, что могли. Мы вывели женщин и детей из-под удара.

А мы сами — революционеры. Мы учились, мы познавали. И если бы я не окунулся тогда в кишлачные массы, разве я понял бы истинную душу Азии?»

Очень трудно сейчас, спустя десятилетия, проследить этапы жизни политкаторжанина, революционера, известного в то время под кличкой Геолог. Он принимал самое непосредственное участие во всех революционных событиях в Самарканде и его окрестностях в 1905—1906 годах. Знали об этом и в охранке, и в полиции. Знали и в канцелярии губернатора. Знали, и потому искали с упорством и настойчивостью. Считали его опасным. Он выступал не только среди железнодорожных рабочих станции Самарканд, но будоражил и кишлаки. О себе он не рассказывал ничего. И не только по соображениям конспирации. Он боялся не за себя, а за друзей — полиция постоянно шла по его следу.

Весть о Геологе доктор получил во время своей командировки в Ташкент. Однажды нищий остановил доктора близ Урды и передал ему записку.

С недоумением доктор прочитал:

«Сплошная романтика. Рыцарь большой дороги. Благородный «бриганд» Робин Гуд, покровитель вдов и сирот, гроза богатых. Ущелья, стрельба. Черные маски. Демонический смех. Все чепуха, кроме дела. Нападаем на болванов полицейских, отбираем у них оружие, патроны. А это государственное преступление. Не правда ли? И теперь меня не оставят в покое. Но ужасно хочу видеть, пожать руку. Податель знает, где я».

Нищий сказал:

— Дерюжников… Станция…

Вот тогда-то доктор установил связь с Георгием Ивановичем и смог таким необычным образом, взяв на себя миссию связного, переправить ему посылку от Морозова, — тючок кое с чем, очень необходимым.

Появление Георгия Ивановича в Самарканде было событием.

— Помните, доктор, каким вы меня тогда из Тилляу проводили? Состояние здоровья, по вашему мнению, у меня было отчаянное. Не правда ли? Запретили и верхом ездить, и по горам лазать. А теперь! Смотрите!

— Швейцария! Климат, — заметил невозмутимо доктор. — Конечно, у нас Тянь-Шань, Памир… Но воздух полон пыли.

— Восхищена, — воскликнула Ольга Алексеевна. — Вас не узнать. Прямо хочется процитировать: «В битве сердце барса у него». Говорят же, что нервный подъем побеждает недуги.

— Отвечу почти цитатой: «Своему телу объявил я войну. Я понял одно: сердце, желудок, язык, горло, уши уж очень часто ведут себя так, будто они не части моего организма, а безбожные мои враги…». Это из Петрарки. Ну и, попав в Люцерн, я окреп. И не столько лекарства, сколько режим, молочная диета, прогулки мне помогли. Да, там воздух! И видите! Как можем мы, пока не обретем друга, узнать цену другу. Лишь тот, у кого сломана кость, знает цену бальзаму! Вы, доктор, — настоящий бальзам. И я, исхлестанный ветрами вконец, уставший от бурь и непогоды, теперь воскрес, воспрянул. Сил у меня — во!

И он страшно закашлялся. И все увидели, что совсем он не так здоров и что он бодрится изо всех сил.

Доктор, нахмурившись, смотрел на него.

— Пойдемте-ка в кабинет. Я вас послушаю. Вы все тут поэтов беспокоите. И мне позвольте. Кто не научится ничему от прохождения жизни, тот ничему не научится и от учителя.

Осмотр дал неутешительные результаты.

— Согласен, что горный климат Люцерна благотворно подействовал на вас. У вас получилось нечто вроде естественного пневмоторакса. Удивительно, чудо! Но это так. Видимо, последнее время вы не слишком заботились о себе. Боюсь, в правом легком опять начинается процесс. Где-то вас здорово прохватило.

— Где? Да боже мой! На Урале. В Оренбурге, быть может… Вернулся в Россию и, знаете, попал в переделку. Жарко было и холодно. И снова в Ново-Николаевске, в Сибири. Иной раз и на снегу пришлось полежать, и в мерзлом болоте. Меня даже на юг вроде «командировали», потому что опять кашлять начал.