Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

Разговор за водкой блуждал в основном вокруг местных достопримечательностей. И дядя Леша поразил нас еще раз, теперь – своим знанием местной истории. На самом деле он был, как Шахерезада из «Тысячи и одной ночи». Когда думаешь, что история уже почти кончилась, оказывается, что она только начинается.

…Выяснилось, что мы на дне океана сидим. Океан этот простирался до Памира и Тянь-Шаня, соединяя Черное и Каспийское моря с Аралом. И Мангышлак, или Мангыстау по-казахски, столицей которого считается город Актау, – его самые интересные по рельефу места. Тут и отмели были, и глубокие впадины. А уж сколько рыб…

Но это происходило задолго до появления человека.

В историческое время никакого океана, скорей всего, уже не было, но не было и такой засухи, как сейчас. Очевидно, что в древности и в Средние века источников и колодцев было гораздо больше. Но и гораздо меньше было давление людей на землю. Кочевник вообще землю не портит: пришел – перезимовал – ушел. Хотя только ли кочевая культура существовала в этих местах, это большой вопрос. Возможно, когда-то было и земледелие. По крайней мере, с туркменского «Мангышлак» переводится как тысяча кишлаков, с казахского «Мангытау» – уже как тысяча зимовий.

И хотя нынче все колодцы на плато наперечет, местные пастухи ориентируются по ним лучше, чем мы по навигатору. Самое интересное, что помимо обычных колодцев, есть тут довольно много и минеральных источников. Даже термальных, как на Камчатке. Их происхождение объясняется достаточно просто. Пески Сенгиркум, Бостанкум и Туйесу, тянущиеся на сотни километров, впитывают редкие дожди, как губки. Под землей вода скапливается в огромных чашах и затем прорывается наверх.

Но все равно этот полуостров – одно из самых засушливых мест в Евразии, если не брать в расчет, разумеется, пустыню Гоби. Здесь вы найдете только колодцы и источники, и ни единой реки. Даже пересыхающих ручейков нет. Актау, бывший Шевченко – столица края, – пьет опресненную воду Каспийского моря. В советское время опреснительные установки работали на атомной энергии, сейчас – на газе.

…Когда-то тут были довольно оживленные места. Проходила одна из «веток» Великого Шелкового пути. Караваны шли по пустыням от колодца к колодцу. Кочевали половцы, огузы, печенеги, ногайцы. Одних суфийских мавзолеев на полуострове – больше двух сотен.

Почему так много? Да очень просто. В случае опасности здесь людям было, где спрятаться, куда уйти. Устюрт – огромное пространство между Каспием и Аралом – если не вдаваться в подробности, это почти сплошные природные крепости. В 50 км на восток от Актау начинается впадина Карагие. Ее глубина 132 м! Такой же природный схрон – котловина Жыгылган на севере, возле порта Шевченко. Если вплотную не подойти к ней, вообще ничего не заметишь. Есть куда сховаться.

Туда вы точно не доедете, – тут дядя Леша взглянул на нас с улыбкой, – но ничего, жизнь длинная. Один раз вернулись, может быть, еще случится.

Но главное все-таки – сам Устюрт, и Устюрта вам не миновать. Вы проедете только по краешку, по границе. И все равно вам хватит. А в глубине – пространства необъятные. Одна экспедиция тут в семидесятые годы потерялась, так ее десять дней искали с вертолетами. Хорошо, вода у них была. Давайте я вам покажу фотографии.

…Первым, что мы увидели, была она – Шергала, главная гора Устюрта. С севера напоминала огромную юрту, с юга – спящего льва, положившего голову на лапы. Шергала по-туркменски и означает «лев-гора»…

Потом пошли «чинки» – обрывы на краю плато, адекватного русского слова нет, самое близкое – уступ, но это совсем не уступы, однако. За чинками – бескрайние, абсолютно ровные пространства, здесь их называют такырами. Такыры образуются при высыхании сильно засоленных почв. Именно они придают местному пейзажу его «космический» характер. В той или иной форме «такыры» занимают почти всю территорию степного и пустынного Казахстана, но на Устюрте они – самые такырные такыры в мире. Такыр вдоль чинка идет идеально ровно и иногда позволяет выжать из мотоцикла или машины все, на что она способна. И никаких тебе ограничений скорости. Напоминает дно американских соляных озер, я по телеку видел.

– Американцы это называют по-испански «playa», – вставил я. – Ни в русском, ни в английском языке опять-таки точного обозначения этих штук нет.

– Да, потому что не видели там люди ничего подобного, – заключил дядя Леша. – И еще вот – «сор». Это совсем не то, что наш сор из избы. «Сор» – это местные соляные болота. Иногда огромные, иногда совсем небольшие. «Тузбаир-сор», например, примерно в десяти километрах от трассы, у западного чинка Устюрта. Он как бы спрятан, увидеть издалека его невозможно. Там как будто специально художник соединил три предельно ярких цвета: желто-коричневый – земля, кипенно-белый – соль и известняк и голубой – небо. Переходов между ними нет. Но пока проходит солнце, с утра до вечера, «сор» меняет оттенки. Посмотрел в другую сторону, обернулся – и все выглядит совсем иначе…