Держать строй

– Маркиз – это я! – рыкнул Глеб.

– Я не… я про… – голос нугарца предательски дрожал.

– Воля ваша, господин, – сипло выдохнул кто-то из ликторов.

Волков обвел алыми глазами все вокруг. Варон побледнел как снег. Ликторы сбились в кучку, опустили покорно головы, стараясь не встречаться взглядом с разъяренным командиром. Солдаты, кажется, вообще прекратили дышать, превратившись в неподвижные статуи, изображающие самих себя. У ног Глеба завозился Горик, стараясь отползти от него подальше, но тем лишь привлек к себе внимание. Нагнувшись, Волков подцепил подбородок рыцаря длинным, острым, изогнутым когтем, заставляя поднять голову, и зашипел ему в лицо:

– Я с-с-сдесь командир-р-р, с-с-сэр, и никто не будет с-с-с-са меня решать, ш-ш-ш-што мне делать, пока я не спрош-ш-шу с-с-совета.

– Да, господин, – прошептал непослушными губами рыцарь.

В голове набатом звучит: «Растерзать. Растерзать! Растерзать!!!» Коготь царапает кожу под подбородком нугарца. Такую тонкую, такую мягкую! Всего одно движение и… Капля крови скатывается по когтю.

– Моя жизнь и честь принадлежит вам, господин, – покорно говорит сэр Горик. Его немигающий взгляд уткнулся в пылающие багровыми сполохами глаза маркиза. Эти горящие огнем глазницы завораживали, сжигали волю рыцаря, требуя подчиниться. Рыцарь закричал, когда Данхельт грубо вторгся в его разум.

Волков вздрагивает. Глеба пугает овладевшая им жажда убийства. Руки не слушаются, стремятся сжаться, раздавить, разорвать подрагивающее горло. Кровь стучит в висках, и в такт этому стуку подрагивает багровая пелена перед глазами. Волков усилием воли пытается скрутить в комок охватившую его ярость. Получается плохо. Гнев рвется наружу, выскальзывает из пут, не желает покоряться. Силуэт коленопреклоненного рыцаря то обретает невиданную резкость, то размывается в багровых волнах, то обретает привычный вид, то становится похожим на картинку тепловизора. Волкова это пугает, он пытается остановить это мельтешение и сфокусировать взгляд на запрокинутом вверх бледном лице рыцаря. Наконец, после долгих усилий, ему это удается, «картинка» перестает прыгать, но не успевает Глеб порадоваться своей маленькой победе, как его словно затянуло в широко распахнутые глаза сэра Горика.

Перед внутренним взором Волкова замелькали разрозненные, быстро сменяющие друг друга картинки из жизни рыцаря. Нет, он не был сейчас просто сторонним зрителем воспоминаний нугарского дворянина – он был самим Гориком Або. Он так же чувствовал боль в вывихнутой лодыжке, когда рыцарь в семилетнем возрасте неудачно спрыгнул со старой яблони в поместье Або. Вместе с ним боялся перед первым сражением и в то же время страшился выказать свой страх перед старшими, более опытными товарищами. Помнил сладость первого поцелуя. Радовался рождению наследника. Замерзал в продуваемом всеми ветрами зимнем поле, когда опрокинувшийся конь сломал ему ногу, и он, отправившийся в тот раз в одиночку размять застоявшегося в конюшне скакуна, полз домой через сугробы, подтягиваясь на заледеневших, негнущихся руках. Жарился под южным солнцем в давнем походе в отряде наемников вместе с еще двумя десятками отчаянных нугарских дворян. Метался в горячечном бреду после ранения. Одним словом – жил. Жил не своей жизнью – жизнью Горика Або. И не только ею.

Откуда-то из глубин памяти всплывали чуждые и Волкову и сэру Або разрозненные обрывки событий. Кружащийся высоко в небе величественный дракон. Веселая девчоночья мордашка, чем-то неуловимо схожая с Эливьеттой Фаросс. Эрно Альтин громадного роста – метра три, не меньше! Помолодевший, но все такой же занудливый Индрис, читающий монотонным голосом длинную, скучную лекцию по правилам дворцового этикета.

До Глеба не сразу дошло, что это воспоминания предыдущего владельца его нынешнего тела – Данхельта.