Держава и топор

Степан Иванович Шешковский, руководивший Тайной экспедицией 32 года (1762–1794), стал благодаря этому личностью весьма знаменитой в русской истории. Еще при жизни его имя окружало немало легенд, в которых он предстает в роли искусного, жестокого и проницательного следователя-психолога. Он начал работать в Тайной канцелярии в 1740‐х годах, проявил себя как исполнительный чиновник. К моменту реорганизации сыска в начале 1762 года он уже имел огромный опыт сыскной работы, служил секретарем Тайной канцелярии и был вторым лицом в политическом сыске. Как руководитель Тайной экспедиции Шешковский был известен Екатерине II с 1763 года, когда он занимался, по-видимому весьма успешно, делом Мациевича. Несомненно, он пользовался доверием императрицы. Связь с ней он чаще всего поддерживал через А. А. Вяземского или статс-секретарей, но известно также о его личных докладах государыне и участии в тайных заседаниях у императрицы по делам политического сыска, причем его проводили в личный кабинет Екатерины тайно.

Авторитет Шешковского у императрицы был высок. Екатерина II обращалась к нему за советом по разным делам и поручала ему сложные и срочные, не терпящие отлагательств дела. В 1775 году она сообщает Я. А. Брюсу о том, что поручила Шешковскому разобраться в запутанных личных делах Натальи Пассек, и, как пишет императрица, «он подал мне приложенную выпись» и посоветовал сдать дело в архив и более им не заниматься, что императрица и сделала. Для допросов пойманного осенью 1774 года Пугачева она выслала именно Шешковского, которому поручила узнать правду об истоках самозванства Пугачева и его возможных высоких покровителях. В рескрипте М. Н. Волконскому от 27 сентября 1774 года она писала: «Отправляю к вам отсель Тайной экспедиции обер-секретаря Шешковского, дабы вы в состоянии нашлись дело сего злодея привести в ясности и досконально узнать все кроющиеся плутни: от кого родились и кем производились и вымышлены были». В тот же день в письме П. С. Потемкину она охарактеризовала обер-секретаря следующим образом: «Шешковский… которой особливой дар имеет с простыми людьми (разговаривать. – Е. А.), и всегда весьма удачно разбирал и до точности доводил труднейшия разбирательства». Шешковский по много часов подряд допрашивал Пугачева и для этого поселился возле его камеры на Старом монетном дворе. Высокую оценку своих способностей Шешковский оправдывал многие годы. Его считали самым крупным специалистом по выуживанию сведений у «трудных», упрямых арестантов. Он знал, как нужно их убеждать, уговаривать (по терминологии тех времен – «увещевать»), запугивать.

По-видимому, Шешковский умел подать себя государыне, держа ее подальше от многих тайн своего ведомства. В письме 15 марта 1774 года к упомянутому генералу А. И. Бибикову Екатерина ставила деятельность руководимой Шешковским Тайной экспедиции ему в пример, возражая против допросов «с пристрастием»: «При распросах какая нужда сечь? Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами ни одного человека при допросах не секла ничем, а всякое дело начисто разобрано было и всегда более выходило, нежели мы желали знать».

И здесь мы возвращаемся к легендам о Шешковском. Из них не ясно, были ли пытки в Тайной канцелярии или не были. Скорее всего, Шешковский был страшен тем, чем страшны были людям XVIII века Ромодановский, Толстой, Ушаков и Шувалов. Все они олицетворяли государственный страх. Точно известно, что самого сочинителя «Путешествия…» ни плеть, ни кнут не коснулись, но, по рассказам сына, он упал в обморок, как только узнал, что за ним приехал человек от Шешковского. Когда читаешь письменные признания Радищева, его покаянные послания Шешковскому, наконец написанное в крепости завещание детям, то этому веришь – Радищевым в Петропавловской крепости владел страх, подчас истерическая паника. Когда по разрешению Екатерины II руководитель Тайной экспедиции допросил драматурга Якова Княжнина, человека интеллигентнейшего и слабого, то, как пишет Д. Н. Бантыш-Каменский, Княжнин «впал в жестокую болезнь и скончался 14 января 1791 года».

Легенды приписывают Шешковскому также роль иезуитствующего ханжи, своеобразного палача-морализатора, который допрашивал подследственных в палате с образами и лампадками, говорил елейно, сладко, но в то же время зловеще: «Провинившихся он, обыкновенно, приглашал к себе: никто не смел не явиться по его требованию. Одним он внушал правила осторожности, другим делал выговоры, более виновных подвергал домашнему наказанию». То, что Шешковский приглашал людей к себе домой для внушений, было по тем временам делом обычным. Многие сановники, особенно генерал-прокурор и высшие чины полиции, несмотря на официальный запрет регламентов, «вершили дела» дома, в том числе и розыскные.