После «тайной вечери с Иудой Симоновичем», – оставшись один, полковник поднялся из кресла и потянулся, хрустнув суставами: «А Сибири чего сейчас бояться? В 1906 году Карповича выслали в забайкальский Акатуй, вместо того, чтоб сразу на осине вздёрнуть. Так по дороге, на одном из этапов, отпросился у охраны за папиросами сходить и был таков… Сейчас за границей их покупает. Азеф сообщил – к партии эсеров примкнул. И мой «дружок» Троцкий бежал. Свердлову всего два года наш гуманный суд дал. Скоро освободят ухаря. Стессель, правда, сидит… Но как у Христа за пазухой. Каждодневные свидания с супругой, чтение книг, усиленное питание… И жди теперь, как бы крепость англичанам или немцам не загнал, – мысленно поёрничал, вновь усевшись в кресло. – Брешковскую арестовывать поручика Банникова отправлю. Погляжу на него в деле. Эсеры могут и отомстить. Осенью прошлого года на генерала Ренненкампфа покушались… За то, что усмирял бунтовщиков на железной дороге. А проигравший войну Куропаткин никаким репрессиям не подвергся. В 1906 году даже отчёт издал. «Для служебного пользования». Решил оправдать себя. Читал этот многостраничный опус. Вполне резонно, что в России не разрешили печатать. Пишет, что у нас всё плохо было в Маньчжурской армии, а у японцев – прекрасно. Значит, так руководил. Не сумел ни порядка в армии добиться, ни побед. Главная опора России сейчас – Столыпин. Имея политическую волю, Вторую думу летом распустил. Поделом болтунам. Мудро им ответил: «Не запугаете!» Последняя его речь в думе потрясла всю Россию: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. ИМ НУЖНЫ ВЕЛИКИЕ ПОТРЯСЕНИЯ, НАМ НУЖНА ВЕЛИКАЯ РОССИЯ». Этому человеку стану служить на совесть, и, как говорили в старину: «Не жалея живота своего!»
Новый Год Рубановы встретили дома и без гостей.
– Семейный праздник, – поднимал тосты за 1908 год Максим Акимович.
Его подобный расклад совершенно устраивал – с генералом Троцким ещё будет время встретиться.
– Ты так и не решил, какое выберешь оружие? – обстоятельно обсуждал с Акимом приказ №74 от 1907 года, разрешающий офицерам иметь взамен «Нагана» револьверы и пистолеты других систем.
– Папа', может выбрать «Браунинг?» Наш Ряснянский приобрёл себе «Кольт». Только ни одну мишень из него поразить не может.
– Сынок, давай выпьем за меткий глаз и крепкую руку, – вдохновился Рубанов-старший.
Закусив, продолжили занимательную тему:
– Буданов, словно ковбой, хвалится «Смит энд Вессоном».
– Стрелял я из него. «Наган» лучше. Глеб пишет, что ему пришёлся по вкусу пистолет Люггера «Парабеллум». А я себе куплю Маузер.
– Папа', он позиционируется, на мой взгляд, как лёгкий карабин. У тебя что, ружей мало? Или хочешь с ним на охоту ходить? Давай лучше выпьем коньяку за Новый Год. Шампанское пусть дамы пьют, – краем уха услышал, как маман возмущается тем, что Нобелевскую премию по литературе за 1907 год получил никому в России неизвестный сорокадвухлетний Редьярд Киплинг, а не наш старейший писатель Лев Толстой.
– … Да его мощность и убойную силу не сравнить с твоим браунингом, – восхвалял маузер отец, пропустив мимо ушей про какого-то Киплинга, не создавшего за свою жизнь ни одного пистолета. – Прицельная дальность – почти верста, а не пятьдесят шагов, как у остальных пистолетов.
– Фактическая – двести шагов, – стал спорить с отцом Аким. – А эффектная – всего сто шагов. И разброс пуль большой.
– Мужчины, хватит вам шуметь по пустякам, – с трудом перекричала их Ирина Аркадьевна. – Давайте лучше поднимем тост за будущих молодожёнов: Глеба и Натали, – не желая того, испортила настроение старшему сыну.
* * *
Зима незаметно канула в лету и наступила весна.
В начале апреля Рубановы прибыли в Москву на свадебное торжество.
Правда, чтоб всё подготовить, Ирина Аркадьевна приехала за неделю, остановившись не в гостинице, не у Бутенёвых, а у своей давней подруги Машеньки Новосильцевой.
Ольга ехать категорически отказалась, сославшись на плохое самочувствие и общую слабость.
Когда Аким с отцом, щурясь от яркого света люстр, ступили под своды большого ресторанного зала, их встретил многоголосый цыганский хор во главе с нарядным женихом.
– К нам приехал, к нам приехал, Максим Акимыч дорогой, – бархатным голосом выводила красивая цыганка в цветастой юбке, держа перед собою серебряный поднос с двумя наполненными рюмками.
Выпив, Рубанов-старший бросил на поднос несколько мятых десяток.
Песенно порадоваться приезду Акима цыганка не успела, а он, разумеется, выпить, так как младший брат, обняв его, а затем взяв под руку отца, повёл родственников на почётные места в снятом банкетном зале.
Цыганский хор, бренча на гитарах и заливисто распевая, двинулся за ними.