Держава (том второй)

— Эх, жалко Константин Александрович приболел и не видит восторга людей от встречи варяжцев, — держа дам под руки, посетовал Кусков. — Смотрите, смотрите, идут… Ур–р–а! — вместе со всеми встречающими закричал он. — Сейчас городской голова поднесёт Рудневу лавровый венок с надписью на ленте с триколором «Ура храброму и славному герою–командиру «Варяга». Всем офицерам подарят лавровые венки без надписи, а матросам — букеты цветов.

— Откуда вы знакомы с ритуалом встречи, сударь? — поинтересовалась супруга.

— Да с Владимиром Фёдоровичем Джунковским случайно пересёкся вчера и побеседовал. Эх, девоньки… Ежели бы не моя к вам любовь, я мог бы вместе с героями Чемульпо направиться в Спасские казармы и хорошо там погулять… Во–во–во, смотрите, — видя, что Зинаида Александровна нахмурилась и строго воззрилась на него, отвлёк её от своей персоны подполковник. — Городской голова вручает офицерам золотые жетоны, а судовому священнику отцу Михаилу — золотой шейный образок. — Ну я же с тобой остался, — чмокнул жену в нос, — а не с героями Чемульпо водку готовлюсь пить.

— А Рубановы не пишут, — отвлеклась от встречи Натали. — Как они там? Скоро курсы сестёр милосердия закончу и тоже в действующую армию поеду, — подняла руку и замахала морякам.

Через два дня, отдохнув и опохмелившись, — моряки прибыли в Петербург.

Ровно в 10 часов, специальный поезд подошёл к платформе, которую до отказа заполнили родственники, представители администрации, дворянства, земств и военных.

Максим Акимович Рубанов, как дежуривший в этот день генерал–адъютант, находился в первых рядах встречающих, среди высших морских, военных и гражданских чинов.

Рядом с ним стояли управляющий морским министерством вице–адмирал Авелан, начальник главного морского штаба контр–адмирал Рожественский, главный командир Кронштадского порта Бирилёв, петербургский губернатор шталмейстер Зиновьев, губернский предводитель дворянства Гудович и ещё много генералов и адмиралов.

Руководил встречей великий князь генерал–адмирал Алексей Александрович.

Напуганные таким количеством начальства, моряки, выходя из вагонов, быстро строились.

— В бою легче было, — поделился общей для героев мыслью артиллерист Бондаренко, держа в ладони поводок с Кирюшкой.

Пёс, согласившись, с большой деликатностью тявкнул.

«В строю да с собакой… Вот бы я ему всыпал по первое число, попадись мне в другое время, — вспыхнул гневом великий князь. — Собак ещё генерал–адмирал не приветствовал».

Строй прошёл под возведённой на перроне триумфальной аркой, украшенной государственным гербом, якорями, флагами и георгиевскими ленточками. Под грохот оркестров моряки двинулись по Невскому проспекту к Зимнему дворцу.

— Видишь, Кирюшка, как тебя встречают? — шмыгал носом Бондаренко, проходя мимо кричащих «Ура» толп народа, с трудом сдерживаемых шеренгой солдат.

Из окон, с балконов и крыш на моряков сыпалось целое море цветов.

Кирюшка вводил толпу просто в экстаз.

«Эта собачка с ними была», — слышал артиллерист крики из толпы.

Через арку Главного штаба, под командой Руднева и офицеров, моряки вышли на площадь у Зимнего дворца, где выстроились напротив царского подъезда.

На правом фланге стояли великий князь Алексей Александрович и управляющий морским министерством Авелан. На левом — Бондаренко и Кирюшка.

Император Николай, в морской форме капитана первого ранга, принял рапорт своего дяди и вместе с ним стал обходить строй и здороваться с моряками.

«Опять этот чёрт с собачкой», — заскрипел зубами генерал–адъютант.

Но императора Кирюшка привёл в какой–то неописуемый детский восторг.

Пёсик своим собачьим сердцем понял, что это добрый человек и, выйдя из строя, лизнул царя в руку, ободряюще помахав при этом хвостом.

У артиллериста от такого панибратства обмякли ноги, и он чуть не грохнулся в обморок. Заикаясь, чтоб оправдать Кирюшку, под грозным взглядом генерал–адмирала залепетал:

— Ваше величество… Весь бой рядом со мной был…

Император, нарушив все мыслимые и немыслимые правила парада и смотра, присел, ласково погладив пса, и тоже зашмыгал носом, расчувствовавшись, будто был простым человеком.

Моряки, видя это, с трудом сдерживали слёзы, думая, прикажи им этот невысокий капитан умереть… Умерли бы без раздумий…

«Почему иногда не вдохновляющее слово, а простой обыденный жест может иметь такое значение для русского человека?» — подумал стоящий неподалёку Рубанов.

В Георгиевский зал, где состоялось богослужение, Кирюшку не пустили, но зато он, наевшись до отвала, дрых под столом в Николаевском зале, где пировали нижние чины российского морского флота.

Офицеры «Варяга» и «Корейца», а также император с высшими чинами, сидели за столами в Концертном зале.

Здесь Николай объявил об учреждении медали в память о бое при Чемульпо и вышел к морякам, где обратился к ним с речью: