Держава (том второй)

— Вы, хлопцы, не расстраивайтесь, — миролюбиво окал капитан, зайдя к ним в палатку. — Офицеров понаприсылали из Мукдена… Есть кому руководить… Я ведь тоже батальон в подчинении имел, а теперь вновь стал ротным. К тому же — не подполковник, и потому являлся не командиром, а командующим… Чувствуете разницу?

— Куропаткин тоже командующий, — встрял Зерендорф.

— Так то — армией! Это и я командующим согласился бы быть, — выделяя в словах «о», улыбнулся капитан. — Ведь у нас, в войсках, какие порядки? — капитально сел на связку гаоляна.

«Видимо, оседлал своего любимого конька», — сделал вывод Зерендорф.

— …Большинство капитанов, — в такт словам, размахивал рукой Зозулевский, — прокомандовав ротою лет восемнадцать, и достигнув предельного возраста, который у обер–офицеров — пятьдесят три года, уходят в отставку подполковниками… А мне уже под полтинничек. Так что, годика через три подполковника получу, и пинка под зад, — вытянул ноги и удобно опёрся спиной на два оставшихся ящика с вином.

— А штаб–офицерам пинка когда дают? — поинтересовался Аким.

— Предельный возраст штаб–офицера — шестьдесят лет. Но ты, Рубанов, покинешь армию в шестьдесят пять.

— Почему? — обрадовался тот.

— Генералам в этом возрасте отставку дают, — усмехнулся капитан. — А Зерендорф и вовсе всю жизнь служить станет…

— Отчего это?

— Как отчего? — Неужели не знаешь, что предельного возраста для полных генералов и георгиевских кавалеров не существует, — протянул руку в сторону ящика с бутылками.

— Патронный ящик вон в том углу, — оправдал намечающуюся выпивку Аким.

— Нужен мне твой патронный ящик, как Козлову чистый погон, — ловко выудил бутылку капитан.

— Ну, насчёт патронного ящика я предупредил, чем облегчил свою совесть поручика, а кроме хлеба и редиски — шаром покати, — развёл руками Рубанов, пока Зерендорф доставал стаканы.

— Это даже чересчур обильно… В походных условиях два субалтерна и ротный, половинкой семечки обязаны обойтись.

— Семечек нет, а вот бобы имеются, — поставил стаканы на кожаный рубановский чемодан Зерендорф. — Куда все денщики разбежались? Не дисциплина, а чёрт те что…

— Да и без них прекрасно обойдёмся, — разлил по стаканам вино Аким.

— За победу! — выдал тост Зозулевский.

— За ордена, — произнёс встречный тост Зерендорф и бутылка кончилась.

— Пока хватит, — блаженно закурил капитан, забыв о занятиях с личным составом. — Артиллерист на семнадцатом году службы, имея от роду тридцать восемь лет, может получить чин подполковника, — вновь оседлал любимого конька. — А всё почему? — загасил сапогом начавший дымить под ним гаолян.

— Видать, от папиросы искра попала, — сообщил подчинённым. — А потому! — чуть подумав, ответил на свой вопрос. — Русский офицер, когда выпьет, любит побеседовать с умным человеком… В артиллерийской бригаде на тридцать четыре обер–офицера приходится восемь штаб–офицеров и генерал–майор. В пехоте же, господа, соотношение сами знаете, совершенно иное, — оглядел внимательных слушателей. — В полку на пятьдесят восемь оберов, — поднял палец, концентрируя внимание подчинённых. — А не тридцать четыре…Приходится девять штаб–офицеров… К тому же вакансию батальонного командира часто перехватывает офицер, из числившихся по гвардии. Или штабистов… Вот потому–то вы и станете генералами… Слава Богу — обстрелянными, — затоптав окурок, поднялся на ноги. — А теперь пойдёмте в роту, господа.

Подходя к своей полуроте, Рубанов услышал, как командир взвода унтер–офицер Сидоров строит 1‑й взвод:

— На меня-я — р-равняйсь! Что как мухи вареные стоите? Грудь должна быть корытом… А не задницей… К тебе относится, Дрищенко…

— Дришенко, — господин унтер–офицер.

— Мне лучше знать, кто ты есть, ржавчина. Вчера только репьи из собачьих хвостов вытаскивал, а нынче хайло расстёгиваешь. Молчать! Винтовку к ноге. Что у тебя в руках? — обратился к высокому стройному солдату.

— Руж–жо!

— Сам ты — «ружжо». Козлов, почему в твоём отделении нижние чины трёхлинейную пехотную винтовку системы капитана Мосина, «ружжом» обзывают? — доброжелательно обозрел, как ефрейтор показывает солдату кулак.

— Займусь им отдельно, господин унтер–офицер, — облил медовой патокой душу бывшего ротного раздолбая, а ныне — георгиевского кавалера Сидорова.

— Фамилия? — обратился к нерадивому солдату взводный царь и бог.

— Эта, рядовой 11‑го восточно–сибирского полка Егоров, господин унтер–офицер.

— Егоров — это почти однофамилец Сидорова, — благодушно стал рассуждать взводный военачальник. — А скажи–ка мне, братец, сколько патронов вмещается в винтовку?

— Четыре патрона в магазине, а пятый идёт в ствол, — отрапортовал нижний чин.

— Молодец, рядовой Егоров. Смир–рна! — увидев офицера, заорал Сидоров.

Поздоровавшись со взводом, Рубанов стал учить свою полуроту ходить в атаку широкой цепью, маскируясь складками местности. После обеда он вновь продолжил занятия.

Вечером офицеры 11‑го полка давали ужин офицерам артиллерийской батареи подполковника Пащенко.

Из–за сестёр милосердия пригласили и врачей. Санитаров звать не стали.