Державный

Так получилось, что доселе Юшка Драница ни разу не видел епископа Иону. Слухам о его чудодеяниях решительно не верил, как и вообще всяким россказням о чудесах. Самому Юшке ни разу не доводилось присутствовать при каких-нибудь необъяснимых явлениях, а если и случалось в его жизни что-нибудь необычайное и странное, то очень скоро тому находились разумные объяснения. И когда, стоя в храме и мучаясь с похмелья, воевода увидел впервые знаменитого праведника в полном епископском облачении, в митре и с жезлом, Иона ему как-то сразу не понравился. Чем? А леший его знает! Не понравился, и всё тут! Однако вскоре Юшка всё же понял, в чём дело. Недовольно сморщившись, он разглядывал благовидную внешность Ионы, голубовато-серебристое облачко его бороды, худощавое, но весьма здоровое по цвету лицо, тонкий и длинный нос, живые, молодые глаза, слушал звучание его голоса — ярославско-костромское — и чётко осознавал, что этому архипастырю небезразлично, пил вчера Юшка или не пил, и идти к нему причащаться ни в коем случае нельзя. Вот к протопопу Агафону — пожалуйста. Сколько раз, бывало, Юшка и не постясь, и с похмелья, да ещё и после бабы приходил с друзьями в церковь и запросто причащался, и сходило с рук, ни священники не препятствовали, ни Господь. И никакой кары небесной. Да и есть ли она, эта кара? Весьма сие сомнительно! А тут Драница струхнул, и уж было скрестил на груди руки, как полагается перед принятием таинства, и потёк вместе со всеми к Святым Дарам, но вдруг остановился, отступил в сторонку, руки опустил и встал как вкопанный. Наблюдал, как причащаются другие.

Ты глянь, Ощера тоже не пошёл! Как раз вместе вчера гулеванили с ним. Значит, не одному Юшке епископ сразу увиделся. Тяжко вздохнул нижегородский воевода — не к добру прибыл в Муром сей святоша!

Изо всех сторонников пострадавшего князя Василия Васильевича воевода Юшка слыл самым буйным задирой и воякою. Говорили, что покойный родитель его ещё взбалмошнее был, за что и прозвище носил похлёстче сыновнего — звали его Ольгердом Свистоплясом. Родом Ольгерд Свистопляс происходил из Литвы, в Литве ему жилось скучно, тесно, и он подался далеко на восток искать лихого своего счастья, окрылённый нелепой, но возвышенной мечтою — найти народ дикий, не имеющий хорошего государя, покорить его и сделаться у того народа первым князем, этаким новым Рюриком. Мечта не принесла ему ничего, кроме многочисленных побоев и славы никчёмного шатуна, да ещё одарила сочным прозвищем. Некоторое время он даже добровольно служил при святителе Стефане и доходил с ним до Печоры, а когда тот отбыл в Москву, где и преставился, Ольгерд оказался у истоков Камы, хотел было подчинить себе племя вотяков, но едва не лишился жизни. Избитый ими до полусмерти, с переломанными руками и ногами, он вызвал жалость в одной вотячке. Она приютила его, выходила, вылечила и даже сделала своим мужем. С нею вместе Свистопляс перебрался в Нижний Новгород, где и родился сын Юрий, которого Ольгерд звал на литовский лад — Юшкой.

Ольгерд никогда ни одного доброго слова не сказал о своих соотечественниках. Нелюбовь к Литве перешла и к сыну. Юшка оказался лютым ненавистником литовского племени и всю жизнь мечтал поучаствовать в великом походе Руси на Литву.

Побои, полученные Ольгердом Свистоплясом от вотяков, всё же сказались. Он стал болеть и покинул мир сей, когда Юшке не было и семи лет. Наследовав от отца нрав бесшабашный и неугомонный, Юшка всюду искал опасностей, ходил один на один на медведя, был крепко подран косолапым и за это получил кличку, коей в восточных Русских землях награждается всякий пострадавший от лесного архимандрита, — Драница.

В Нижнем Новгороде, да и во всех окрестных землях, не было человека храбрее Юшки, и он довольно быстро сделался одним из главных нижегородских воевод. Был бы и главным, да безрассудство смущало князей. Вид он имел свирепый — хоть и невысокого росту, но крепкий, жилистый, рожа вся в рубцах — следы мишкиных ласк, брови чёрные, вотякские, а глаза стальные, пронзительные, как у покойного Свистопляса. Вина, пива, мёда хмельного мог выпить столько, что средь тех, кто его знал, ходила поговорка: «выпить пол-Драницы» или «напиться в пол-Юшки», обозначающая, что человек изрядно выпил, ибо там, где сотрапезник осушал один кубок, Юшка приканчивал два-три, а пьянел на равных. По утрам, правда, сильнее других страдал похмельем, а похмелившись, наливался непреодолимым желанием драться. Несколько раз в таком состоянии он явился зачинщиком совершенно нелепых и неоправданных ссор, закончившихся стычками и гибелью хороших людей. Но в этом грехе Юшка не раскаивался, и попробуй только кто намекни ему, что на душе у него тяжёлые камни вины напрасных убийств.