Державный

В тот же вечер от Переславской пристани, расположенной на берегу Плещеева озера, отчаливал крупный, грузоподъёмностью этак в четыреста берковцов[20], белопарусный струг. Все, кто ровно два дня назад прибыл из Мурома в Переславль, находились теперь на этом судне. Боярин Русалка, епископ Иона, княжич Иван, франк Бернар, воевода Драница и боярин Ощера стояли на корме возле левого борта и взирали на двинувшиеся зелёные озёрные берега.

Едва отчалили, как с пристани зачем-то пальнула пушка.

— Тьфу ты, дырка в медном кафтане! — плюнул в её сторону Ощера. — Чтоб тебя разорвало!

— С чего бы это она пукнула? — произнёс Русалка. Он тоже малость испугался, подумав, что это пушка по ним выстрелила. А она, видно, без снаряда, одним порохом — знак подала. Только вот кому и зачем? Должно быть, чтоб Шемяка услышал и знал — убрались гости. Дай Бог, если только ради этого. Неприятное предчувствие не покидало Русалку, как, наверное, и всех остальных. Странно — всё обошлось без драки, без единой стычки, кое-кто друг с другом переругнулся, да и всё. Неужто просто так отпустит Шемяка? Да после слов, произнесённых княжичем Иваном? Не верилось.

Русалка до сих пор не мог прийти в себя от того восторга, который охватил его, когда он услышал Иванушкин приговор. Шесть лет, шесть лет мальчику, а так бесстрашен и твёрд, такое сердце!

Солнце клонилось к закату, туда — к западному, противоположному берегу Плещеева, а этот, восточный, мимо которого они плыли, весь был залит розовым закатным сиянием, птицы сновали в ветвях деревьев, в озере плескались рыбы — всюду бурлила новая жизнь. За горловиной впадения Трубежа в озеро стали появляться огни — рыболовы уже начинали разводить костры, затем проплыла белая полоса стен стариннейшего Никитского монастыря, златые кресты в лучах заката сияли медью. За величественными холмами древнего городища вырос высокий холм.

— Александрова гора, — сказал Иона.

— А раньше называлась Ярилина Плешь, — добавил Русалка.

— Ярилина? — спросил Иванушка. — Как это?

— А так, — пояснил Русалка, — когда солнышко садится, верх горы дольше всего им освещается. Туда поднимались поклоняться Яриле-солнцу, провожать его до завтрашнего утра. А вона, вон, глянь, княже, Синь-камень показался. Хорошо ветерок наш кораблик погоняет, споро идём.

— Вот ещё бы Синь-камень в озеро спровадить, как позавчерашнего кириметя, — промолвил Иона. — Тоже до сих пор к нему приходят разные нехристи, бесов к себе призывают, голые скачут и всё прочее.

— А что же он не синий, а обычный? — спросил Иванушка, рассматривая знаменитую языческую скалу, возвышающуюся над берегом озера. Обыкновенная серая скала, ничуть не синяя.

— Сие опять-таки с погаными уверованиями связано, — сказал Русалка, поясняя. — Меряны и прочие камнепоклонники, когда тут затевали свои мерзостные радения, считали, что надобно увидеть, как камень засветится синим пламенем, и тогда только означает, что ты дошёл до нужного состояния.

То бишь в тебя бес вселился и ты можешь всякие накостные чудеса вытворять.

— А вон и русалки! — громко воскликнул Иван Ощера. — Михаиле, сестрицы твои. Зови их к нам плыть. Мы их быстро в христианскую веру обратим.

Несколько девушек плавали в озере под Синь-камнем. Две, нагие, стояли на берегу; завидев приближающийся струг, с весёлым смехом ринулись в воду, только груди запорхали, как крылышки мотыльков.

— А почему они твои сестрицы? — спросил Русалку княжич.

— Да Иван балует, — улыбнулся боярин. — Мол, я Русалка, и они — русалки, водяненки, значит, которые в воде живут, и если им попадёшься — до смерти защекочут.

— Так и ты, Михаиле, русалка? — ещё больше удивился Иванушка.

— Вообще-то прозванье наше родовое — Морозов, — ответил молодой боярин. — А Русалкой меня сызмальства прозвали, поскольку я родился в Русалкин день. В Троицу, стало быть, когда девки ходят на реку кукушку крестить.

— А эти кого крестят? — спросил Иванушка, кивнув в сторону купающихся девушек. Одна из них, осмелев, плыла за кораблём, что-то кричала и махала рукой.

— Эти-то? — усмехнулся Русалка. — Они просто купаются. Наработались за неделю, в полях старую траву жгли, пахать помогали, вот ныне и резвятся. Чего она кричит, Ощера?

— Кричит: «Соскучилася по тебе, Миша, терпежу нет!» — ответил Иван Ощера, и было видно, как ему хочется к этим весёлым девушкам.

Вскоре Синь-камень и купающиеся под ним молодки остались позади, за кормой. Плыли уже северным берегом озера. Солнце стало погружаться за горизонт, и лишь Ярилина Плешь пока ещё оставалась освещена им. Судно приблизилось к тому месту, где из озера вытекает река Векса. В этот миг вдруг тряхнуло фрязина Бернара, стоявшего рядом с Иванушкой и Ионой. Он издал короткий стон и схватился обеими руками за древко стрелы, вонзившейся ему прямо между глаз. Русалка первым заметил, как Бернар резко выдернул стрелу из глубокой раны и кровь обильно хлынула ему на лицо.