Державный плотник

Но шведский король приказал пощадить "чудовище русской земли" - из любопытства.

Несчастный для России кровавый день 19 ноября 1700 года, наконец, кончился с закатом на прояснившемся западе багрового солнца.

А трупы русских бурная Нарова продолжала нести в "чужое море"…

16

Поражение русских под Нарвой совершилось главным образом по вине их военачальников.

Первым обратился в постыдное бегство боярин Шереметев.

Главнокомандующий и его свита, то есть герцог фон Круи и его штаб с прочими иноземцами, сами побежали в объятия шведов и сдались. Около восьмидесяти офицеров русской службы взяты военнопленными и отправлены за море, в Швецию.

Одни преображенцы и семеновцы с генералом Адамом Вейде[54] держались стойко, но и их поколебала паника остального войска, и они, наполовину перебитые, положили оружие. До шести тысяч русских погибло на пути к Новгороду из числа тех, которым удалось перебраться через Нарову: они погибли от голоду и холоду.

Где же в эти несчастные для России дни находился ее вождь, ее державный начальник?

Петр покинул осаждаемую его войском Нарву в ночь на 18 ноября и вместе с неразлучными денщиками своими, Орловым и Ягужинским, поспешил в Новгород для подготовления возможно широких и верных средств к успешному продолжению неизбежной борьбы с сильным врагом.

Нужно было поторопить усиленным набором ратников, укрепить пограничные, важные в стратегическом отношении пункты, как Новгород и Псков, а главное, создать артиллерию, которая стояла бы на высоте своего назначения. Под Азовом и теперь под Нарвой Петр лично убедился, как жалки были в деле орудия его войска. Русские пушки могли пробивать бреши только в деревянных частоколах, а перед каменными стенами они были бессильны: от стен Нарвы русские ядра отскакивали как горох… Позор! Это царь видел и негодовал - негодованием сгоняя краску стыда со своих щек… Позор!

Из Новгорода царь немедленно разослал указы собирать к весне новое войско со всех концов России и к весне приготовить его к военным действиям.

- За медлительность и нерадение - виселица! - велел он объявить гонцам, посылаемым с указами.

В Новгород же он вызвал думного дьяка Виниуса,[55] энергия и расторопность которого были ему известны.

- Высылай непомедлительно на работу поголовно все население новгородской и псковской земель: солдат, крестьян, попов, причетников, баб! - сказал он Виниусу. - Ныне земле русской, ее городам и храмам Божиим грозит нашествие иноплеменников, то я повелеваю духовенству закрыть на время церкви, прекратить служение в оных и отдать все свое время и рачение укреплению Новгорода и Пскова… Понял?

- Понимаю, государь, - отвечал Виниус.

- Землекопов, каменщиков пригнать со всей земли, слышишь?

- Слушаю, государь.

- А ты сам неукоснительно приступи к литью медных пушек нового образца… Чертежи я тебе дам.

- Медные, государь! А где взять меди?

- У меня меди с серебром хватит на триста пушек.

- А где эта медь, осмелюсь спросить, государь?

- В церквах, в монастырях, по колокольням!

- Как, государь, колокола?..

- Да, колокола! Оставь им по малому колокольцу, и того довольно, а все остальные, большие и малые, на пушки!.. Всевышний не нуждается в их трезвоне: Он Божественным слухом своим слышит вздох души, биение сердца, рост травы!.. На что Ему колокола!.. В них ты найдешь преотменную медь, о какой и не помышляет мой заносчивый брат Карл, медь с примесью знатной доли серебра, и пусть сия медь кричит и глаголет во славу Всевышнего Бога и для благоденствия России!

- Слушаю, великий государь!

- Монахов и черниц, сих дармоедов, попов, дьяконов и причетников заставить молиться святою молитвою - работою во славу Святой Руси, а не поклонами, в коих Вседержитель не нуждается… Ты читал когда-либо пророка Исаию? - вдруг оборвал он себя, остановившись перед изумленным Виниусом.

- Читал, государь… - недоумевал последний.

- Читал? Так помнишь, что говорит Вседержитель всем попам и архиереям устами пророка?

- Не памятую, государь… Библия так пространна…

- А я помню. "Что ми множество жертв ваших? - говорит Вседержитель попам и архиереям. - Исполнен есмь всесожжений овних и тука агнцев и крови юнцов, и козлов не хощу… кадило мерзости ми есть"…[56] Слышишь?

- Слышу, государь.

- "Кадило мерзости ми есть" - глаголет Адонай Господь; а попы только и знают, что кадят…

- Точно… только кадят, государь.

- А Бог говорит дальше попам: "Новомесячий ваших и суббот, и дне великого не потерплю, поста и праздности, и новомесячий ваших, и праздников ваших ненавидит душа Моя"…[57] Вот что Он говорит.

Виниусу, изумленному, даже испуганному, казалось, что сам пророк гремит над ним.

- Так лопаты, заступы, кирки, топоры им в руки, а не кадила!.. И посты и праздники ненавидит душа Его, ненавидит!.. А кадила их - мерзость для Него!

Вдруг он оглянулся, услышав, что кто-то сморкается в углу. Там стояли Орлов и Ягужинский, и последний торопливо утирал слезы.

- Ты о чем это? - спросил царь.

Павлуша потупился и конфузливо молчал.

- О чем, спрашиваю, или кто тебя обидел?

- Государь… я… я, - лепетал Павлуша, - я… от изумления…

- Какого изумления?