Державный плотник

- Утверждаюсь! И на костре возвещу народу, что настали последние времена и что на Москве…

Но пристав силою зажал рот фанатику.

- Отвести его в Преображенский, - сказал первоприсутствующий.

Талицкого увели; но с порога он успел крикнуть:

- Не потеряй венца ангельского, Игнатий. Он ждет нас на небесах, а здесь…

Голос его еще звучал за дверями, но слов не было слышно.

Тогда первоприсутствующий обратился к Игнатию.

- Игнатий, епискуп тамбовский, утверждаешься ли ты на всем том, что показал здесь?

- Утверждаюсь, в трикраты утверждаюсь.

- Иди с миром, - сказал первоприсутствующий.

Увели и Игнатия.

Архиереи переглянулись.

- Вина его велика… но… блажени милующие, - тихо сказал один из них и взглянул на первоприсутствующего.

- Лишению архиерейского сана повинен, - проговорил последний.

- И лишению монашеского чина, - добавили другие.

- Обнажению ангельского лика, но не смерти, - заключил первоприсутствующий.

Прошло несколько дней.

Мы в Преображенском приказе, в застенке.

Перед князь-кесарем Ромодановским и перед заплечными мастерами стоит епископ Игнатий…

Но он уже не епископ и не Игнатий…

Он - Ивашка Шалгин, и не в епископской рясе и не в клобуке, а совсем голый и с бритою головой.

- Стоишь на своем, Ивашка? - спрашивает его князь-кесарь.

- Стою.

Ромодановский глянул на палачей.

- Действуйте… да чисто чтоб!

Палачи моментально схватили бывшего архиерея, скрутили и подняли на дыбу.

Послышался страшный стон, и плечевые суставы рук выскочили из своих мест.

Мученик лишился сознания.

- Жидок архиерей, - презрительно кинул князь-кесарь приказному, записывающему "застенное действо". - Снять с дыбы!

Несчастного сняли и положили на рогожу. Он казался мертвым.

- Вправить руки в плечевые вертлюги, - приказал Ромодановский.

При ужасающем крике очнувшегося страдальца палачи, опытные хирурги, вправили то, что вывихнула дыба.

Страдалец опять был в обмороке.

- Отлить водой! Оклемает.

Стали несчастному лить воду на лицо, на голову, против сердца.

Когда, немного погодя, он несколько пришел в себя и открыл глаза, Ромодановский сказал палачам:

- Подбодрите владыку "теплотой".

Тогда "заплечные мастера" силою открыли рот и влили в него целую косушку водки.

- Разрешение вина и елея…[24] - злорадствовал князь-кесарь.

Водка быстро подействовала на ослабевший организм расстриженного архиерея, и он привстал на рогоже.

- Сможешь теперь говорить? - спросил Ромодановский.

- Смогу, - был ответ.

- Говори, да токмо сущую правду, а то "копчению" предам.

…Что означало в древней судебной терминологии слово "копчение", неизвестно: может быть, это и было сожжение на костре, которому был подвергнут в Пустозерске знаменитый протопоп Аввакум, самый энергичный и неустрашимый расколоучитель.

Тогда бывший епископ заговорил:

- Которые тетрати я у Гришки Талицкого взял, и те тетрати на Москве сжег подлинно…

- Ну! - торопил князь-кесарь.

- А как те тетрати сжег, того у меня никто не видал, и тех тетратей я никому не показывал и о них никому не говорил, и списков с них никому не давал.

Он говорил медленно, заплетающимся языком и часто останавливался для передышки.

- Все? - спросил Ромодановский.

- Нет… В совет к себе к тем воровским письмам никого я не призывал и советников его, Гришкиных, и единомышленников на такое его воровское дело никого не знаю.

Он остановился в полном изнеможении.

- Все?

- Все, - был ответ.

Но Ромодановский не удовлетворился этим.

Как он далее истязал свою жертву, отвратительно и омерзительно рассказывать, и мы покроем эту мерзость нашего прошлого всепрощающим забвением.

7

Совершая в застенке приказа все ужасы пыток над бывшим епископом, князь-кесарь не забывал, что сегодня он должен поспеть на веселую свадьбу.

Пользуясь отсутствием грозного царя, стоявшего с войском под Нарвою, москвичи спешили сыграть несколько пышных свадеб "по старине", чего царь, при себе, не позволил бы, особенно в боярских домах.

На одну из таких свадеб и должен был поспеть князь-кесарь, в угоду старой боярыне Орлениной, которая хотя и имела большую силу при дворе, но у себя дома упорно придерживалась старины. Она же своим влиянием дала ход Меншикову, а потом выдвинула и Ягужинского, благодаря его замечательной красоте.

Поэтому и князь-кесарь не смел ни в чем перечить властной старухе.

Орленина выдавала свою красавицу внучку Ксению за молодого князя Трубецкого, сына князя Ивана Юрьевича, Аркадия.

Приготовления к свадебному торжеству были покончены раньше: был уже назначен и тысяцкий - главный чин при женихе; избраны были со стороны жениха и невесты: "сидячие бояре и боярыни", "свадебные дети боярские", или "поезжане"; назначены к свадебному чину из челяди - "свещники", "коровайники" и "фонарщики"; наконец, избран был и "ясельничий", который должен был оберегать свадьбу от колдовства и порчи.