Читаем Державный плотник полностью

- Только бы добыть Ниеншанц да дельту Невы... Добуду!.. Не дам опомниться шведам... А там срублю свою столицу у моря... Вот тем топором... Я давно плотник... Недаром и Данилыч назвал меня "Державным Плотником"... Данилыч угадывает мои мысли... И прорублю-таки окошко в Европу... А там прощай, Москва... Ты мне немало насолила... В Москве и убить меня хотели, и отнять у меня престол... Москва и в антихристы меня произвела... Экое стоячее, гнилое болото!.. Теперь эта подлая Анка рога мне наставила, и все из-за Москвы... Нет! Долой старое, заплесневелое вино... У меня будет новое вино, и я волью его в новые мехи...

Петр имел обыкновение говорить сам с собою, особенно по ночам, когда и заботы государственные волновали его, когда новые планы зарождались в его творческой, гениальной голове. Ягужинский это знал и, находясь при царе неотлучно, ранее других подслушивал тайны великого преобразователя России.

- Ну, и черт с ней! Не стоит она ни плахи, ни кола... Все же была близка по плоти... В монастырь бы следовало заточить, да нельзя, неправославная... А то бы вместе с моею Авдотьей пожила там... Постриг бы ее в Акулины... Вот тебе и Анета, Анхен, Акулина!

"Опять вспомнил об Анне Монс... Только уж сердце, кажется, отходит", - думает Павлуша, продолжая прислушиваться.

- Черт с ней... А за обман накажу... Запру у отца и в кирку не позволю пускать... Пусть знает, как царей обманывать... Уж Марта не обманет, чистая душенька...

Он немного помолчал и потом вновь начал ходить по палатке, но уже не такими бурными шагами.

"Отходит сердце, слава Богу, отходит", - думал про себя Ягужинский.

Петр опять заговорил сам с собою:

- А напрасно я ноне накричал на старика и чуть с раскату не сбросил... Ну, да старый Виниус знает меня, мое сердце отходчиво. К вечеру и артиллерийские снаряды прибыли и лекарства для войска. Теперь же, не мешкая, и двинемся к шведскому Иерихону, к обетованной земле... Нечего мешкать... Время-то летит, его не остановишь, а дела по горло. Для меня всегда день короток... Иной раз так бы и остановил солнце, чтобы подождало, не двигалось... Токмо мне не дано силы Иисуса Навина, а то и остановил бы солнце.

Он ходил все тише и тише. Потом Ягужинский видел из своего отделения, как гигантская тень царя, заслонив собою верх палатки, спустилась вниз.

Павлуша догадался, что царь сел к письменному столу.

- Ин написать на Москву, чтоб поторопились... Понеже... ("Понеже его любимое слово... Значит, будет писать приказы", - решил Ягужинский и моментально заснул молодым здоровым сном.)

Рано утром, когда он проснулся, то увидел, что в отделении у царя уже было освещено.

- Понеже, - доносилось из царского отделения и слышался скрип пера.

"Опять пишет... Да полно, не всю ли ночь не спал?" - недоумевал Павлуша, входя в отделение, где за письменным столом сидел государь.

- А, Павел, - заметил он вошедшего Ягужинского. - Выспался ли вдосталь, отдохнул?

- А как государь изволил почивать? - поклонился Ягужинский.

- Малость уснул, с меня довольно, - отвечал царь.

Потом, взглянув в лицо Ягужинского, Петр спросил:

- Вечор, когда ты запечатывал бумаги Кенигсека, видел, что печатаешь?

Павлуша смутился, но тотчас же оправился и откровенно сказал:

- Ненароком, государь, - выскользнули из пакета...

- А читал?

- Ненароком же, государь, увидел и, не читая, тотчас же запечатал.

- Будь же нем, как рыба.

- Знаю, государь, свой долг и крепко держу крестное целование.

- Ладно... Поди скажи Меншикову, чтобы не ждали меня и сейчас похоронили бы утопших... Мне недосуг, спешка в работе.

Он не мог бы теперь вынести вида своего врага, даже мертвого.

И опять перо заскрипело по бумаге.

18

В тот же день русское войско под начальством Шереметева двинулось вниз по Неве к Ниешанцу.

24 апреля, в расстоянии пятнадцати верст от этой крепости, Шереметев созвал военный совет, на котором присутствовал и царевич Алексей Петрович.

Решено было сделать рекогносцировку.

- Кого, государь, повелишь употребить в сию разведочную кампанию? спросил Шереметев.

- Ты главнокомандующий, Борис Петрович, и тебе подобает указать, кого употребить на сие дело, - отвечал Петр. - Я только капитан бомбардирской роты.

- Я полагал бы, государь, послать полковника Нейдгарта, - сказал Шереметев.

- Полковника Нейдгарта я знаю с хорошей стороны, - заметил Петр. - В разведочной службе показал себя и капитан Глебовский.

- Я сам о нем думал, государь, - согласился Шереметев.

- Так пошли их с двухтысячным отрядом на больших лодках, кои уже имели дело со шведами на Ладоге, - решил государь.

Потом, обращаясь к царевичу, который, по-видимому, рассеянно слушал, о чем говорили, сказал с иронией в голосе:

- Ты тоже, Алексей, пойдешь с сим отрядом: тебе пора учиться быть воином, а не пономарем, каковым ты был доселе.

Иногда государь называл царевича "раскольничьим начетчиком", зная его пристрастие к старине и к старопечатным книгам, которые тайно подсовывали московские враги петровских "богопротивных новшеств".

В тот же день отряд был посажен на лодки и двинулся вниз по Неве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза