Держи меня крепче

– Если тебя интересует его родословная, спешу сообщить: его дед – крещеный татарин из Питера, бабка – хохлушка, мать родилась в Карелии, а сам он считает себя русским.

– Сколько в нем всего намешано, – усмехнулся Лукьянов. – То-то у меня при одном взгляде на него тошнота поднимается.

– Как у меня сейчас, – кивнула я. Лукьянов опять засмеялся и покачал головой. – О чем мы говорим, Саша? – вздохнула я.

– Вот-вот, – весело закивал он. – Сменим тему? Так почему ты пришла сюда, милая? Да еще с максимальными предосторожностями. Я ведь не ошибся? Ты старалась избавиться от «хвоста»…

– Старалась, – кивнула я. – Когда будешь выметаться отсюда, не удивляйся, если угодишь в руки к своим бывшим соратникам.

– Пустое, – отмахнулся он. – Твой Тимурка…

– Мой Тимурка вполне мог тебя пристрелить, так что зря ты сейчас бахвалишься.

– Как же, как же, помню. Это ты даешь понять, что в тот раз спасла мне жизнь? Я признателен. Считаешь, я тебе должен?

– Вовсе нет. Ты мне тоже спас жизнь, так что мы в расчете.

– Один – один, – кивнул он. – И ты торопишься увеличить счет, оттого и примчалась сюда. Хотя причину назвать не желаешь.

– С причиной туго. По дороге сюда я пыталась понять, что мне мешает сдать тебя тому же Албанцу.

– Да ладно, все ты знаешь. Старая любовь не ржавеет.

– Возможно, – не стала я спорить.

Его близость вызывала у меня гнетущую тоску и еще раздражение. Он был уверен, что стоит ему позвать, и я прибегу. Он позвал, и я прибежала. Только дело вовсе не в моей большой любви к нему, на которую он прозрачно намекает. Он приложил так много усилий, что смог избавить меня от нее, но все равно я не хочу, чтобы на выходе из этого дома ему свернули шею, хоть это было бы справедливо. Не хочу, несмотря ни на что, и сама этому удивляюсь. Наверное, он прав, говоря, что старая любовь не ржавеет. Моя была сумасшедшей, отчаянной, яростной, и хоть теперь прошла, но даже памяти о ней достаточно, чтобы не желать ему смерти. И глупо, вопреки здравому смыслу, спешить на помощь. Впрочем, в моей помощи он, похоже, не нуждается. Ведет все те же дурацкие игры.

– Если тебе не трудно, сядь в кресло, – попросила я.

– А если трудно?

– Все равно сядь.

Он поднялся, но отойти не спешил, теперь он смотрел на меня сверху вниз, протянул руку и коснулся подвески на моей шее.

– Забавная вещица. – Лукьянов криво усмехнулся. – Его подарок?

– Это важно?

Он пожал плечами:

– В общем, нет. Так это его подарок?

– Его.

– На память о каком-то событии? Ну, не событии… так, приятном воспоминании. Для него приятном. Хотя, может, и для тебя, раз ты его носишь.

Признаться, его слова вызвали у меня растерянность, я молчала, считая, что моего ответа и не требуется. Лукьянов наклонился ниже, заглянул мне в глаза, сам из-под очков смотрел с неприязнью, нет, с ненавистью. Я нахмурилась, а он продолжил с издевкой:

– Предположим, вы пошли с ним в торговый центр. И он решил купить тебе какую-то безделушку. Ты долго выбирала, а он тебе помогал и прижимался все ближе, все теснее, пока ты не решила, что он ведет себя совершенно неприлично, и ты предложила купить безделушку в другой раз. Но ушли вы недалеко, парня так распирало, что он схватил в соседнем отделе первое попавшееся под руку платье и вместо с тобой отправился в кабинку для примерки. Где и трахнул тебя, не особо заботясь о конспирации.

Лукьянов продолжал смотреть мне в глаза, а я почувствовала, как кровь приливает к лицу. Он покачал головой:

– Твое молчание красноречивее слов, милая. Ты так прелестно краснеешь. На следующий день он подарил тебе подвеску в память об этом выдающемся событии.

– Ты что… ты… – глотнув воздуха, начала я не очень уверенно.

– Я не хожу за тобой по пятам, если ты об этом. Я бы рад, но… – Он развел руками. – Жаль, что пропустил эту сцену, но мне и описания вполне хватило.

– Описания? – не поняла я.

– Да. Твой муж не скупился на детали и яркие краски. Удивлена? Знаешь, мы иногда любим поболтать. Я достаю его рассказами о сыне, а он меня красочными описаниями, как тебя трахает, – развел руками Лукьянов.

– Сукины дети, – не сдержалась я и сразу же пожалела об этом.

– Вот-вот. Я терпеть не могу сравнений с этим типом, но кое в чем мы, безусловно, похожи. Он не ангел, милая, совсем не ангел. Где были твои глаза, когда ты шла с ним под венец?

– Как обычно, на затылке, – буркнула я.

– С чего ты взяла, что он лучше меня, а? Чем, скажи на милость? Я помню, у тебя ко мне были большие претензии, только твой Тимур…

– Прекрати, – перебила я. – Хуже, лучше… все это чушь. Мне пора. – Я поднялась и сделала шаг, но Лукьянов удержал меня.