Держи меня крепче

— Нина, — говорит серьёзно, — я хочу, чтобы ты знала: ты можешь остановить меня в любой момент. В любой. Если передумаешь или что-то будет для тебя слишком — только скажи, и я остановлюсь. Мы продолжим, когда ты будешь готова.

— Хорошо.

Моё слово как щелчок, после которого даже взгляд у Ларинцева меняется. Он склоняется и целует меня как ещё ни разу не целовал. Ни тогда в подъезде у Богатырёвой, ни в течение всех этих дней. Он покоряет, захватывает, больше не оставляя сомнений и колебаний. Жмёт на газ, получив зелёный свет. Это поцелуй-обещание. Поцелуй-предупреждение. Когда его язык касается моего нёба, я выгибаюсь дугой. Одного только языка в моём рту достаточно, чтобы я ощутила мощную волну возбуждения. В какой-то момент даже кажется, что это слишком откровенно, что так он может подумать обо мне плохо. Интересно, а есть ли вообще какое-то мерило раскрепощённости девственниц? Наверное, я там буду на первом месте.

Вытягиваю шею, когда мягкие губы переходят туда, и зажмуриваюсь. Кроме желания я ощущаю и страх тоже, что отдаётся в кончиках пальцев покалыванием. Замираю в ожидании, сжав кулаки.

Но ничего не происходит. Я чувствую Максима рядом, но не ощущаю его губ или рук. В недоумении раскрываю глаза и напарываюсь на его изучающий взгляд.

— Что? — спрашиваю смущённо.

— Что по-твоему я сейчас должен начать с тобой делать, Пёрышко, что ты вся вытянулась в струну и окаменела? — спрашивает, заломив бровь, чем ещё более повергает меня в замешательство и бесконечную бездну неловкости.

Я теряюсь и прячу взгляд. Зачем он так говорит? Намерено смущает меня?

— Ты специально это делаешь? — выползаю из-под него и усаживаюсь, обхватив колени.

— Что именно?

— Смущаешь меня такими словами? Ты постоянно так делаешь.

— Ага, — улыбается. Улыбается! Вот же ж… — Мне безумно нравится, когда ты смущаешься и краснеешь, Пёрышко. Я буду скучать за этим.

— Можно подумать, я вот так возьму и перестану, — хмыкаю, глядя обиженно, разочаровано отмечая по себя, что возбуждение рассеивается.

— После всего того, что я собираюсь с тобой проделать, тебе уже будет незачем смущаться.

Максим берёт меня за руку и тянет к себе, а у меня от его слов внутри всё завязывается узлом. Дыхание спирает, когда Ларинцев усаживает меня к себе на колени, развернув лицом. В танце мы уже неоднократно прижимались друг к другу в откровенных позах, но это были мимолётные моменты, а сейчас я сижу на нём, обхватив бёдрами. Интуитивно хочется немного отодвинуться назад, но Максим не даёт. Он скользит ладонями по моим обнажённым бёдрам и придвигает ещё ближе, прижимая ещё теснее. И снова целует. Его длинные пальцы скользят мне в волосы и обхватывают затылок, а второй рукой он гладит моё лицо, осторожно касаясь скул, бровей, скользит к уху, зарождая где-то в спине странную томящую щекотку. Не такую, от которой хочется расхохотаться и сжаться в комочек, а ту, что накатывает приятными тёплыми волнами.

Максим немного сбавляет темп, позволяя мне целовать его. Не напирает, но и отвлечься не даёт. Он и в танце иногда это проделывает, как-то по особому ведёт, даёт проявить инициативу, но всё равно ведёт в нужном ему диапазоне.

Мне тоже хочется быть активнее, хочется трогать его так же чувственно и приятно, как это делает он. Я не умею, не знаю как, куда деть руки, поэтому кладу их сначала ему на плечи, а потом скольжу ладонями вниз к животу. Под тонкой футболкой ощущаются крепкие рельефные мышцы, и это вызывает у меня реакцию не только в кончиках пальцев, но и где-то глубоко внутри. Мне нравится его касаться, нравится ощущать его прикосновения.

Мои пальцы замирают чуть выше резинки его спортивных штанов, и Ларинцев шумно выдыхает. Мне приятно осознавать, что я тоже влияю на него.

— Малина, — шепчет, разрывая поцелуй и снова глядя в глаза, — я сейчас тебя раздену. Хочу видеть тебя без одежды.

Снова это делает. Нет уж, Ларинцев, в этот раз ты не получишь опущенных глаз.

— Хорошо, — выдыхаю, отвечая прямым взглядом.

— Я не спрашивал разрешения, — шепчет в ухо, целуя кожу вокруг. — Просто поставил тебя в известность.

Он снова ведёт. Как и в классе — даёт почувствовать себя более сильной, позволяет на пару тактов стать доминантным партнёром, а потом в каком-нибудь резком развороте или жёстком шаге снова напоминает, кто ведёт партию.

Я и заметить не успеваю, как тонкие бретели ночной шёлковой майки соскальзывают с плеч. Кожи на груди касается воздух и возбуждённый мужской взгляд. Мои соски твердеют, немного сжимаясь. Странное ощущение — мне хочется одновременно и прикрыться, и чтобы Максим продолжал смотреть.

— У тебя очень красивая грудь, — говорит негромко, мягко обводит большим пальцем вокруг ореолы и цепляет сосок.

Понимаю, что не дышу. Каждый нерв как оголённый провод. В спине такое напряжение, что мышцы свело. Но всё это кажется мелочью, когда по позвоночнику бежит ток, едва Максим наклоняется и прикасается к моей груди губами.