Держи на Запад!

— Насколько я знаю — нет, — ответил я. — Возможно, физики-теоретики думают иначе, но технически и технологически — нет, это невозможно. Только в фантастических романах.

— А есть фантастические романы о путешествиях в прошлое?

— Навалом, на все вкусы.

— А объяснения на свой вкус ты не нашел?

— Разве что такое, какое прочитал когда-то давно, не помню у кого… Может быть, в ваше время этот рассказ уже написали, — проговорил я и рассказал историю о том, как какого-то человека приговорили к смертной казни, вывели на эшафот и уже голову на плаху положили. Палач замахнулся — но в это время прискакал гонец, привез помилование от короля. Узника освободили, он зажил счастливо, совершил несколько путешествий в другие страны, разбогател, женился, вырастил детей и внуков… а потом жизнь его прервал топор палача, потому что все, начиная с гонца с помилованием, пригрезилось ему, пока палач замахивался и опускал топор. — Вот и я склонен думать, что и «Султана», и Арканзас, и все-все-все мне только причудилось, пока грузовик с бизоном врезается к нам в бок.

— Что-что? — спросил Дуглас, и я рассказал ему, как я умер в Арканзасе двадцать первого века и очутился в Миссисипи века девятнадцатого.

Дуглас снова глубоко задумался, а потом сказал:

— Мне как-то не по себе, когда я ощущаю себя частью твоей предсмертной иллюзии.

— Не ощущай, — разрешил я. — Может быть, это я — твоя иллюзия, а ты умираешь где-то на Великих равнинах. В том-то и дело, что объяснений можно подобрать много, а проверить их никак нельзя. Ну так зачем голову ломать?

И я рассказал ему про бабочку, нечаянно растоптанную во время экскурсии к динозаврам — просто так, чтобы его отвлечь от размышлений, кто чья иллюзия.

— Если представлять время, как измерительную ленту рулетки, — проговорил Дуглас, — мысль о путешествии в пространстве воспринимается как-то легче.

Я пожал плечами. Примерно так я и воспринимал время — в виде шкалы, разбитой на века и тысячелетия. Ученые, возможно, воображают себе более сложные фигуры, какие-нибудь многомерные миры, но у меня довольно примитивное воображение, оно разве что тессеракт представить может. Хотя, наверное, как раз тессеракт никакого отношения к путешествиям по времени не имеет.

На лестнице послышались шорохи, и по нашему коридорчику прокатилась какая-то жестянка. Хитрый Дуглас поставил сторожок, чтобы никто нас не подслушал. Я подозреваю, что он и без банки бы эти шорохи услыхал, но мало ли: вдруг разговором увлечемся.

— Ой, — произнес голос невидимой мисс Мелори. — Я тут что-то уронила…

— Ничего страшного, — откликнулся Дуглас, вставая. — Это я виноват, забыл банку выкинуть. А что, обедать пора?

И больше о хронопутешествиях мы в этот день не говорили. После обеда мы затеяли рисовать мультфильм и очень вдумчиво этим занимались, обсуждая сценарий и раскадровку, так что до самого рисования не дошло, разве что несколько эскизов сделали. Я думал, Дуглас продолжит разговор, когда мы пойдем спать, но было похоже, что на сегодня с него хватит: он быстро погасил у себя лампу и затих. У человека не нервы, а стальные канаты.

Утром, когда я проснулся, Дуглас как ни в чем не бывало сидел за столом и поскрипывал перышком.

— Я всю ночь вашему царю доказывал, что я родился в Шотландии, — не оборачиваясь, сказал Дуглас. — Главное, по-гэльски доказывал, а ваш царь меня уличал, что говорю с индейским акцентом, и не иначе как я шпион ирокезов, которые собираются захватить Европу.

— А какой царь, он не представился?

— А какой ваш царь мог жениться на Елизавете Английской?

— Иван Грозный, наверное, — прикинул я.

— Ну так он женился, — сообщил Дуглас.

— А откуда он гэльский знал? — спросил я.

— Так ведь русские — это шотландцы, — сообщил Дуглас.

— С каких пор?

— С тех пор как половина клана Россов уплыла на восток и основала там страну Россию. И город Петербург назвали в честь Питера Росса.

— Первый раз слышу про какого-то Питера Росса.

— Я тоже. А самое смешное — я действительно шпионил для ирокезов, — добавил Дуглас.

— Интересные тебе сны снятся, — заметил я. — Никаких романов не надо.

— Больше всего меня беспокоит ирокезский акцент, — заявил Дуглас, закрывая тетрадь и оборачиваясь ко мне. — А то в самом деле, еще выдаст ненароком. Вашего ж царя недаром, наверное, «Ужасным» прозвали…

— Во всяком случае, Варфоломеевских ночей он не устраивал. И terrible — это неправильно перевели. Он не Ужасный. Formidable или threatening, что-то вроде этого.

— Тоже неплохо, — отметил Дуглас. — У тебя какие планы на сегодня?

— После завтрака смотаюсь к Джонсу, посмотрю, как у них там дела, да и посоветоваться надо. А что? Хочется примотать меня веревками к стулу и выпытывать подробности о будущем?

— Что тебя пытать? Ты и сам постоянно проговариваешься, — улыбнулся Дуглас. — Мне только интересно, на каких бабочек ты успел понаступать за эти месяцы.

— Мне тоже. Надеюсь только, из-за того, что я гуляю по Форт-Смиту, не получится так, что мои родители не встретились и не поженились.

— О чем это ты?