Держи спину прямо 2 (СИ)

Но кто ж ей это позволил бы сделать! Если бы он мог налететь на нее ураганом, то это было бы именно так... Танор был рядом, но волна, какая — то огромная волна накатила на Амарин, приподнимая и неся в океан. О! Это был уже не просто поцелуй. Нет. Совершенно другой. Потому что адмирал теперь точно знал, чем все закончится, и ему было решительно наплевать на этот гадкий Лелья, и на все то, что отделяло его от Амарин, и девушка это отчетливо поняла. Он больше не хотел быть рядом. Он хотел, быть в ней, хотел, чтобы они были единым, неразделенным целым. Он тяжело дышал, целуя ее всю и везде, и она отвечала также горячо и безоглядно. И эти сильные руки гладили ее, вырывая протяжный неловкий стон, пуская дрожь по всему телу. Она знала, что будет больно, но разве все настоящее не рождается в этом мире из боли? Поэтому она приняла, как данность, все, что должно быть, и только с удивлением и совсем без страха смотрела, как загорается серебряная радуга внутри нее и, постепенно поднимаясь, затапливает каждую клеточку. Тогда Амарин потянулась навстречу, решая сгореть заживо с тем, кого точно и бесповоротно любила. И когда он, крепко и сильно сжал ее бедра, не позволяя отодвинуться, она лишь закусила губу.

Две волны одновременно накрыли их: волна соединения мужчины и женщины и радужная волна Лелья. Когда над ними засиял разноцветный купол, Танор уже был в ней, двигаясь осторожно и всматриваясь в ее лицо. И ему было наплевать, что это за радужная морось покрывает их тела. Он, не отрываясь, смотрел на девушку, зацеловывая каждое движение ее губ, глаз, взмаха ресниц. Амарин часто дышала, проваливаясь в какое — то забытье, и чувствовала его там, внутри себя, и это ей казалось таким правильным и таким необыкновенным...

Он еще раз с силой прижал ее к себе и дернулся всем телом. Когда Танор перекатился на спину, не позволяя Амарин отстраниться, не расцепляя объятий, а лишь притягивая ее к себе так же настойчиво и властно, девушка позволила себе открыть глаза. То, что она увидела, привело ее в какое — то смятение. Над ними ярким семицветным куполом сверкала посеребренная радуга.

— Что это? — спросила она, встречая его безумно счастливый, торжествующий взгляд.

— А ? Это? Венец, я так полагаю...

— Венец? — Амарин не знала, что подумать.

— Ну, ты же хотела за меня замуж? Вот и получай! Поиск ищущей окончен. Это, если я не ошибаюсь, признание Лелья на весь мир.

— Оно исчезнет, это признание?

— Не знаю, я как — то не интересовался. Главное, что я теперь никуда из твоей жизни не исчезну... И даже не старайся...

— Да я уже и сама догадалась, — и Амарин опять предательски покраснела.

— Люблю, когда ты краснеешь, девочка моя. Это наводит на совсем определенные мысли.

— На какие? — осторожно поинтересовалась ДейСоло.

— На те самые, Амарин, на те самые... — и он поцеловал ее искусанные, припухшие губы.

— Уже? Я вообще — то спасть хотела...

— А кто тебе мешает? Сейчас в душик сходим, а потом закрывай глазки и спи. А мы тебя баюкать будем...

— Кто мы?

— Хм, — откашлялся адмирал, — из душа вернемся, поясню подробнее...

Глава 22.

Но Амарин не стала дожидаться разъяснений. Ошеломленная последними событиями, она, хорошо знавшая, что все прекрасное в ее жизни длится лишь короткий миг, решила не мудрствовать лукаво, а просто наслаждаться. Однако этот чарующий полумрак, это горячее дыхание адмирала и весь он, собственной персоной, литой и сильный, не сводящий с нее глаз, а еще эта горящая от его поцелуев предательская кожа и осознание того, что он только что был там, в ней, — все отнимало последние силы. Понимая, что реальность сейчас слишком какая — то не такая, а смутная, похожая на сказочный морок, девушка поступила именно так, как и положено самой настоящей героине старинной сказки, — мгновенно заснула беспробудным сном. Она спала, когда адмирал поднял ее и понес в ванную; она спала, когда он, весь поглощенный этим действом, вытирал с ее разгоряченного тела капельки воды; она спала, когда он принес ее обратно и укутал в прохладный шелк. Она спала, и он собственнически обнял ее, устраиваясь рядом, очень крепко прижимая к себе. Она спала, а он, так до конца и не поверив, что его одиночество закончилось, снова нежно целовал ее спящие глазки, морщившийся во сне носик, мягкие губы, тонкую шею и грудь, закутанную в шелк. Все это напоминало безумие, и желание, сильное, жгучее желание снова быть с ней, в ней, затопляло. Танор, призывая все свое самообладание, еле смог остановиться. А она... она безмятежно спала.

Серебряная радуга над ними тихо растворялась, застывая на левых запястьях причудливой, переливающейся полупрозрачной вязью. Все это видел адмирал, так и не сомкнувший этой ночью глаз.