Держи врага ближе

Вполне в духе Эштона напоить меня этим лишающим рассудка снадобьем, и бросить в общую камеру на потеху другим преступникам. Как ни крути, а ненависть его ко мне очевидна. Уверена, он бы остался и глумливо наблюдал, упиваясь свершенным возмездием.

Или действительно яд?

В таком случае, вряд ли мгновенного действия.

Хочет, чтобы я умоляла о смерти в муках? До моей казни три дня, неужели капитан черного ордена лишен всякого милосердия?

Ха, и то верно. Я усмехаюсь. Глупо надеяться на снисхождение. Я никогда не проявляла к нему даже капли доброты, так о каком милосердии теперь может быть речь?

Кинжал мне принесла сестра.

Как только удосужилась пройти с оружием, чтобы местные блюстители порядка не обыскали?

Девчонка, язык не поворачивается назвать ее женщиной, пусть она уже замужем и родила, тихо плакала и всем своим видом показывала, что боится, что со мной может сделать охрана. Смешная. Будто назначенная на субботнее утро казнь еще не решенный факт, и приговор мне не вынесен.

Какая разница, если жить осталось считанные часы?

Пытки ли, насилие… все это уже неважно, когда близится миг, в который моя голова отделится от остального тела. Палач наверняка уже готовит свой любимый топор.

Но, что странно, перед лицом врага хочется держать лицо до самого конца. Попранное самолюбие, глупость, гордость – называйте, как хотите. Я не хочу перед Эйджем опуститься ниже букашки под ногами. Не хочу остаться в его памяти жалкой…

- Тебе идет черный. И этот меч, - кошусь на ножны Эйджа, который на мгновение замирает, занятый непонятными мысленными изысканиями. – Из сокровищницы поверженной Агроны? Думала, он навсегда утрачен.

- Есть еще силы распознать этот клинок? – фыркает брюнет, качая головой, словно отбрасывая последние сомнения. - Поразительно. Что и ожидалось от мастера эфира.

От такого же мастера слышу. И все равно, в устах Эйджа признание результата моих упорных тренировок звучит издевкой. Даже этого мастерства оказалось недостаточно, чтобы победить.

Эштон больше не отвлекается и откупоривает пробку пузырька с загадочной жидкостью. Много чести ждать от него объяснений происходящего.

Внутри меня все холодеет. Носа касается едва различимый запах. Что-то знакомое или мне кажется?

Не будь мой нос давно сломан, возможно, труда узнать вещество по одному лишь запаху не составило бы.

Последние остатки надежды во мне умирают, агонизируя и распространяя по телу полное смирение с судьбой. Вперед, приближаясь к моему рту, тянется рука Эйджа, зажимающая в пальцах склянку.

Судьба…

Хотя бы это. Хотя бы то немногое, что у меня осталось…позвольте самой распоряжаться им – отмеренным мне временем.

Я, не отрываясь, смотрю в глаза Эштона и поднимаю из-за спины руку с зажатым в пальцах кинжалом, унимая насколько возможно усилием воли рождающуюся в груди и разбегающуюся по телу дрожь.

Но едва успевает на губах мужчины расцвести знающая усмешка – неужто думал, что собираюсь на него напасть - содрогаясь всем телом от дрожи и нахлынувшей слабости, ноги меня едва держат, я подношу лезвие к шее.

«Смелость, отвага и честь, мы, рыцари, приносящие клятву верности, готовы поднимать меч во имя цели, что стоит дороже собственной жизни…» - слышатся из далеких воспоминаний приносящие клятву ордена голоса моих павших товарищей.

Они словно зовут меня.

- Веревки. Когда ты успела… - не договорив бросается вперед Эштон, но мои руки быстрее.

Достаточно одного движения.

На такую «чистую» работу способен лишь мясник или мастер клинка.

Боль такая, как будто разрываются легкие и сердце. Глупо было надеяться на ее отсутствие. Что ж, придется немного потерпеть, пока все не кончится.

Окровавленный кинжал вылетает из мокрых пальцев, гулко позвякивая, и исчезает где-то во тьме камеры особо опасной преступницы.

В рот пламенным потоком поднимается кровь. Она течет сквозь разомкнутые уста, капает с подбородка, заливая пол и подошвы мужских сапог.

Я просто хотела…статуса, славы, внимания отца. Нет, не так.

С булькающим звуком выдавливаю последний свой смешок. Хотела, чтобы меня любили. Только этого, лишь этого.

Улыбаюсь. Эштон Эйдж тянется вперед и хватает мое тело, прежде чем оно успевает завалиться на ледяной пол.

Мой давний враг держит меня в своих объятьях! Я бы расхохоталась, не будь так невыносимо больно.

Капитан суровых рыцарей сидит на каменном полу темницы, на котором страшно даже представить сколько грязи, и осторожно, словно я младенец, поддерживает мою голову рукой на сгибе своего локтя, пытаясь тщетно зажать глубокий на шее порез пальцами.

Хочет спасти?

Кого? Меня?

Какая ирония!

Жизнь скоротечна. Она напрасна и хрупка. Совершенно бессмысленная.

Кровь утекает прочь стремительно, как и короткие секунды, которые мне остались.

Хотела бы отвернутся или закрыть глаза, но сил нет совершенно. Я смотрю наверх, в нависающее надо мной лицо, борясь за каждый свой последний полный хрипа вздох.