Держим удар, Дживс! Нa помощь, Дживс! Этот неподражаемый Дживс

Это плохо вязалось с тем, что он только что говорил мне насчет черного списка, но я почел за благо не распространяться на эту тему: я заметил, его слова очень утешают Бобби, и мне не хотелось добавлять ложку дегтя и портить ей настроение. Никогда не пытайтесь вырывать чашу радости из рук девушки, особенно если она уже поднесла ее к губам и сделала большой глоток.

— Конечно, устроишься, — сказала она. — Такого ценного сотрудника любая газета будет рада заполучить.

— Они просто передерутся из-за него, — подхватил я. — Такие, как Селедка, на дороге не валяются.

— Ты такой умный!

— Спасибо.

— Да я не о тебе, балда. О Реджи.

— Ну да, конечно. У Селедки уйма достоинств.

— И тем не менее, — сказала тетя Далия, — когда вернется Апджон, я считаю, вам надо постараться завоевать его расположение.

Я понял, к чему она клонит. Из серии «приковывай стальными обручами».

— Тетя Далия права, — сказал я. — Постарайся ему понравиться, и, возможно, он отзовет свой иск.

— Куда он денется! Никто не в силах устоять перед тобой, милый.

— Ты так считаешь, милая?

— Конечно, милый.

— Что ж, будем надеяться, милая, что ты права. А пока, — сказал Селедка, — если я немедленно не выпью виски с содовой, я скончаюсь в страшных судорогах. Миссис Траверс, вы не возражаете, если я схожу поищу виски?

— Я как раз сама хотела вам это предложить. «Скачи к ручью и напейся вволю, мой бедный олень»[92].

— Мне тоже не мешает подкрепиться, — сказала Бобби.

— И мне, — сказал я, подхваченный волной всеобщего энтузиазма. — Хотя я бы предпочел не виски, а портвейн, — добавил я, когда мы вышли из комнаты. — Благороднейший напиток. Зайдем в буфетную к Макпалтусу. У него наверняка есть то, что надо.

Мы застали папашу Глоссопа в буфетной, где он надраивал столовое серебро. Он был удивлен вторжением столь представительной делегации, но, узнав, что наши глотки пересохли от жажды, одарил нас бутылкой своего лучшего, и после того, как мы несколько восстановили угасшие силы, Селедка, который все это время хранил задумчивое молчание, поднялся и ушел, сказав, что, если мы не возражаем, он хотел бы некоторое время поразмышлять в одиночестве. Я видел, как папаша Глоссоп бросил на него быстрый взгляд, когда тот выходил из комнаты, и понял, что манера поведения Селедки возбудила его профессиональный интерес, и он безошибочным чутьем угадал в молодом человеке потенциального клиента. Эти психиатры видят людей насквозь и всегда начеку. Он деликатно дождался, пока за Селедкой закроется дверь, и спросил:

— Мистер Сельдинг — ваш давний друг, мистер Вустер?

— Берти.

— Прошу прощения, Берти. Вы его давно знаете?

— Можно сказать, с младых ногтей.

— А мисс Уикем тоже с ним близко знакома?

— Я помолвлена с Реджи Сельдингом, сэр Родерик. — сказала Бобби.

Услышав это признание, Глоссоп, по-видимому, почел за благо держать язык за зубами, потому что произнес только «Ах, вот как», после чего перевел разговор на погоду и развивал эту тему до тех пор, пока Бобби, которая после ухода Селедки стала проявлять признаки беспокойства, не сказала, что, пожалуй, пойдет посмотрит, как он там, и тоже ушла. Глоссоп вздохнул с облегчением и заговорил о Селедке.

— Я не решился упоминать об этом в присутствии мисс Уикем, поскольку они с мистером Сельдингом помолвлены, и мне не хотелось ее расстраивать, но у молодого человека явные признаки невроза.

— Это он сейчас выглядит таким чокнутым, обычно у него более нормальный вид.

— И тем не менее…

— Вот что я вам скажу, Родди. Попади вы в такой переплет, как он, у вас бы тоже разыгрался невроз.

И решив, что неплохо бы узнать его мнение по поводу ситуации, в которой оказался Селедка, я все ему рассказал.

— Вот, стало быть, как обстоят дела, — заключил я. — Единственная возможность избежать участи, которая страшнее самой мучительной смерти — а именно, навлечь на газету штраф, размеры которого лежат за гранью воображения скупердяев-хозяев, — это снискать расположение Апджона; а любому мыслящему человеку ясно, что эта задача невыполнимая. Понимаете, он уже провел когда-то с Апджоном четыре года в Малверн-Хаусе, но так и не снискал его расположения, поэтому трудно представить, как он сможет снискать его сейчас. Так что дело — полный анпас. Французское выражение, — объяснил я, — означает, что мы попали в тупик и нет никакой надежды из него выйти.

К моему удивлению, вместо того, чтобы поцокать языком и глубокомысленно покачать головой, показывая тем самым, что он видит неразрешимость возникшей проблемы, он самодовольно захихикал, словно обнаружил в этой истории некую забавную сторону, которую не удалось заметить мне. Затем он воскликнул: «Клянусь Богом!» — выражение, которым он пользуется, когда хочет сказать «чтоб мне провалиться!»