Держись и пиши

«Пушкин не учился в Литинституте, он писал как дышал», – говорила мне мама, видя, как я собираю подборку своих рассказов на конкурс в Литинститут. «А Чехов и Булгаков были врачами…» – поддерживал ее папа, пока я оформляла титульный лист.

В том, чтобы учиться писательскому мастерству, многим видится признак ненастоящего таланта. Считается, что талант найдет себе дорогу сам и что настоящие творцы – самородки. Да и что можно изучать в такой приблизительной науке, как написание текста, если критерий читательской оценки один: понравилось или нет?

«Так вот, Чехов и Булгаков были врачами, и ничего: писали отлично», – закончил папа.

«Да-да, и Ромен Гари – дипломатом», – ответила я и нажала «отправить».

Так начался мой путь из темных времен в эпоху Просвещения. Тогда мне и возразить‐то нечего было: я лишь чувствовала, что Пушкин Пушкиным, а мне учиться нужно. «Возможно, мой талант ненастоящий, – рассуждала я, – но я все же попробую».

В Литинститут меня взяли. И начали мы даже не с Пушкина, а еще древнее: с греков. Например, с одного грека, написавшего первый и самый лучший учебник по писательскому мастерству. И я заподозрила: для кого Аристотель создавал свою «Поэтику», если писателями рождаются?

За ним следовали софисты и риторы, за плату обучавшие всех желающих красноречию. Мы до сих пор пользуемся приемами, разработанными ими еще до нашей эры. А если по гамбургскому счету, то мы пользуемся ничтожным числом из этих приемов. Куда в большей степени владеют этим инструментарием политики и священники – то есть те, кто произносит речи.

Писательству учились в древнегреческих школах, где родились риторика и поэтика. В средневековых монастырях, где развилась герменевтика. В творческих объединениях всех времен. И только после революции риторику исключили из образовательных программ (оставив искусство убеждать – вождям).

А значит, Пушкин…

К Пушкину мы подобрались уже через семестр. Выяснилось, что царскосельский лицей – не совсем такой, каким он представлялся мне на уроках литературы. Что это элитное учебное заведение, в котором преподавали ведущие специалисты империи. Что‐то вроде МВА. И зря мы, учась в школе, обращали внимание на слово «сельский»… То, что Пушкин изучал писательское мастерство (только назывались эти дисциплины «изящная словесность», «риторика» и тому подобное) стало очевидно. Более того, он читал по‐французски, по‐английски, по‐древнегречески и по‐итальянски, вел переписку с авторами и регулярно получал профессиональную обратную связь на свои произведения. Он перечитал всю библиотеку Святогорского монастыря, а в переписке рассуждает о композиции, теории стилей и путях литературы. Так учился ли он писательскому мастерству?

Если бы Пушкин «писал как дышал», то в музеях не хранились бы сейчас его черновики, на которых – по пятнадцать слоев правок. Эти черновики опубликованы и в полном собрании сочинений писателя. Загляните в последние тома, где опубликованы письма, записки и черновики – и вы увидите, как много Александр Сергеевич исправлял из того, что надиктовала ему муза.

С тех пор, посещая писательские музеи, я ищу стенды с черновиками и письмами.

«Я переписываю каждую страницу по пятнадцать раз», – спокойно сообщает Бальзак в любовном письме Ганской. «Я работаю как дьявол и встаю в полчетвертого утра», – пишет Флобер своей сестре.

А знаменитый разбор Достоевским окончания «Петербургских шарманщиков» Григоровича? «Не так надо писать», – сказал Григоровичу Достоевский и исправил фразу «Пятак упал к ногам шарманщика» на «Один пятак упал, звеня и прыгая, на мостовую, за ним другой, потом третий». Что это, как не урок писательского мастерства, который мы изучаем до сих пор?

Более близкий пример – литературные объединения начала ХХ века. Акмеисты, собиравшиеся вместе, чтобы оттачивать мастерство критики и учиться друг у друга. И их знаменитый принцип «говорите придаточными предложениями». За год в такой группе писатель развивался более, чем за пять лет варки в собственном соку. Так нужно ли изучать писательское мастерство?

Никто не считает, например, что музыке – самому неконкретному из искусств – не стоит учиться. Даже обладая совершенным и «цветным» слухом, вы все равно решите освоить нотную грамоту, услышать шедевры, созданные до вас, развить вкус и овладеть приемами игры на разных инструментах.

Никто не считает, что человек, желающий рисовать, не должен осваивать технику и приемы великих мастеров. Что одну и ту же лошадь, которая его вдохновит, он нарисует одинаково на первом, третьем и пятом годах обучения.

Даже танцоры тренируются, тянут мышцы, доводят до мастерства свои па и коленца. И, овладев в совершенстве своим инструментом – телом, – могут импровизировать.

Люди думают, что с языком дело обстоит иначе только потому, что они пользуются им каждый день. Им кажется, что этот инструмент работает в их руках только одним способом. На самом же деле он может «работать» по‐разному в любых руках, и можно научиться применять разные его функции в разных ситуациях.