Держись от меня поближе (СИ)

— Что за чертовщина на этот раз? — интересуется он со смирением и тихим злобным удовлетворением на задворках: раздражать её — что-то из прошлой жизни.

Аврора недовольно хмыкает, заметив перемены в голосе, позе и лице.

— Видеть проблески Кларка намного приятнее, чем пацифистку Труди.

×××

Миссия проходит успешно. Хоуп и не сомневается в другом исходе, но начинает сомневаться в себе. Вид заряженного адреналином Кларка, стоящего с трезубцем, вернувшем ей тело, улыбающегося ей, одной ей, ей, без человечности, со шлейфом крови за спиной, как-то робко, пугает. Точнее даже не его вид, а собственные ощущения по этому поводу. Ни выключенная человечность, ни примирение с паршивой жизнью, где ей было суждено потерять всех, кто когда-то был дорог и важен, не пугают так, как осознание, что Райану Кларку она никогда не сможет причинить по-настоящему смертельную боль.

×××

Машина мягко притормаживает в одном квартале от их с Труди домом.

— Мы идеальная команда, ты так не считаешь? — Хоуп теплеет, улыбается ностальгически и обманчиво лёгким движением руки стряхивает невидимую нитку с его плеча, обтянутого кожей чёрной куртки. — Мы могли бы многое изменить. Вместе. Отомстить всей Триаде. Вдоволь отдохнуть. Расслабиться.

Каждое новое предложение идёт по звуковой и интонационной градации по убыванию. Тихий, хриплый голос, с придыханием. Кларк знал многих женщин, которые с ним флиртовали, но Хоуп в этой ипостаси предстает перед ним впервые. И, конечно, это обескураживает, замедляет все реакции, растягивая, доводя до исступления, заставляя сбиваться во всех смыслах — сердцем, ориентирами, убеждениями. Райан не отвечает, боясь с треском провалиться, выдав, как охрип голос, как тело поддается на чары, совсем не магические, как сильно желание.

— То, что Труди где-то рядом, даже интереснее, не правда ли?

Пути к отступлению она отсекает одним уверенным движением, когда забирается на его бёдра, и не усаживается сразу: ёрзает специально, прикидываясь, что никак не может обрести удобства. Касается шеи пальцами, утопает ими в ёжике кудрявых волос, едва не сжимая кожу на затылке, и мучительно жарко целует кожу шеи. Кусает. Трётся. Создаёт почти электрические разряды. Какие-то импульсы определённо достигают мозга, иначе почему Кларк прикрывает глаза на секунду, едва не моля время замедлиться до максимально возможного минимума, и сквозь зубы всё же выдаёт нетерпеливое «Хо-о-о-уп», то ли призывая к действию, то ли вынуждая остановиться, пока всё не зашло слишком далеко. И перехватывает её руки, внезапно устремившиеся вниз по груди, сжимает пальцы в своих ладонях, скованных спазмом, и молит всех святых, когда либо существовавших (существовавших ли в принципе?) и монстров, чтобы она остановилась/осталась.

Впаялась в кости. Растворилась в крови, как какой-то синтетический наркотик. Призналась, что сама скрывает всё то, что скрывает он под семью замками на дне Бермудов собственной головы.

Иронично, но похоже он навсегда обречён молить её об этом. Обо всём.

— Ты не хочешь этого делать.

— Ты не знаешь чего я хочу, — прерывает она резко, высвобождая руки и требовательно притягивая к себе за чёрную кожу. — Прекрати играть подростка, сколько тебе? Шестьсот? Больше? Я не думаю, что ты настолько стар, чтобы не распознать определенные сигналы.

Губы Хоуп замирают в миллиметрах от его рта призывно, искушающе, дразняще; приподнимая уголок насмешливо, она читает каждую малейшую реакцию: расширившиеся зрачки, тяжёлое дыхание, подрагивающие пальцы, хотя дрожь — нужно отдать ему должное — он скрывает хорошо. Но она трибрид. Вероятно, она даже слышит стук его сердца, трепещущего хуже листьев на ветру.

— Ты противишься неизбежному, — тихая константация сродни уносящему в гипноз заклинанию. Последовательна, неспешна, метка. — Если бы не твой чёртов моральный компас, всё случилось бы куда раньше. Но эта игра в кошки-мышки быстро надоедает.

— Ты могла справиться сама, — Кларк, наконец, обретает голос, но не твёрдость, не уверенность. — Зачем пришла ко мне? Почему продолжаешь наносить мне эмоциональный урон вместо физического?

— Ты жадный, знаешь? Пытаешься держать меня на расстоянии руки, но всё равно льнешь, когда я так близко. Мы вроде друзья?

— Тебе не кажется, что статус друзей остался где-то за пределами того момента, когда ты оказалась на моих коленях по собственной воле?

— Ты и не против. Как всегда, хочу, чтобы ты сделал тот же выбор, что и я, — цитирует его слова недельной свежести. Кажется, они задели тебя, сильнее, чем ты показываешь. — Хорошо, возможно, я недостаточно откровенна с тобой.