Держись от меня подальше

Паспорт у меня был. И Фил рассказал мне свою историю, чтобы уговорить уехать с ним.

Он с детства имел актёрское дарование. Ещё в школе учитель литературы признал в нём талант и насильно заставил ходить в театральный кружок. Одноклассники хихикали над ним, а соседка по парте сказала, что душу бы отдала, чтобы попасть в этот кружок, но проваливала уже десятые пробы. И Фил, которого тогда звали вообще не Филом, понял, что он особенный.

Он еле доучился до девятого класса, нехотя сдавая экзамены, в школе уделяя должное внимание только иностранным языкам, но возможности выбраться из оков маленького бесперспективного города не было. Единственным приемлемым вариантом было уйти в местное театральное училище, но душа вольной птицей рвалась покорять мир. Фил участвовал во всех конкурсах, посылал свои видео, и его никто не замечал — он был песчинкой в бескрайней пустыне талантов.

И если бы жарким летом по окончании девятого класса ему не повезло пересечься с Оливером, жизнь его пошла бы по иному сценарию. Но парень схватил птицу удачи за хвост, и держал крепко.

Фил, по паспорту Феоклист, терпеть не мог своё имя, поэтому первым делом в Англии взял сценический псевдоним. Бабуля бы не поняла, как можно отказаться от собственного имени. Она и увлечения его театром не принимала. В последней перед отъездом постановке театрального кружка он играл узника замка Иф, гордился ролью, а бабуля Агриппа не разделяла восторгов внука:

— Что ж ты позоришь меня, ирод, — воздевала она руки к потолку. — Все внуки как внуки, а этому в кине надо играть.

— Бабуль, я же главный герой, это успех!

Его глаза горели, а на руках голубились татуировки, которые нарисовали ему перманентным синим маркером перед представлением — у них была вольная интерпретация знаменитого Дюма отца.

— Ты на уголовника похож!

— Да я им сейчас и стану! — орал в ответ внук. — Убью старушку топором.

Они всегда так переругивались, экспрессия лилась через край, всё же разлитое из одного сосуда праотцов вещество Шпренгеля текло в жилах обоих: настоявшееся ядрёное у пожившей своё старухи, и свежее только намешанное аккуратно в склянке внука. Но тут на огонёк заглянул сосед Максим из квартиры напротив, который услышал споры и решил поинтересоваться, не нужна ли помощь.

— Ага, труп выносить, — скверно пошутил Фео.

Грипп нашла в Максиме своего спасителя, и ополчилась с ним вместе на внука. Загнанный в угол внук, убежал из дома, а когда периодически появлялся до своего отъезда в Англию, то сверкал «зековскими наколками», и слухи родились, что внучок у Агриппины уголовничек со стажем. Когда о них узнал сам Феоклист, то вместо ожидаемого гнева развеселился недалёкости ума идиотов-соседей, и в будущем решил эти слухи лишь подкреплять, он же актёр. Игра — его хлеб.

— Да я когда убежал из дома перед тем как отчалить в Лондон, кубышку бабкину умыкнул. Вот она меня матами крыла — я непрестанно икал первые месяцы. Врачи говорили, что изменение климата, но я-то знаю, то бабуленция моя ведьма. Она ещё и слухи распустила, что я в тюрьму отчалил. Но это было даже прикольно.

— Да ладно? Ты же родной внук, — который утащил последние старческие копейки.

— Ты не смотри на меня волком, я ей обещал, что верну всё десятикратно. К тому же даже представить не можешь, сколько у неё заначек в квартире. А старая ведьма меня на счётчик поставила, прикинь.

— Мою бабулю тоже ведьмой называют, — вклинилась я с ценной ремаркой.

— Знаешь, я таких денег в глаза не видел, сколько должен ей стал, вот она и изгаляется. Решила меня женить. Она реально выжила из ума. Помоги мне.

— Как ты уехал, — я решила рассказать ему о своей «измене» нашей разорванной помолвке, — я стала встречаться с этим, как ты сказал, «бешеным». Твоей бабушке это не понравилось.

— Значит, ей понравится, что вы расстались, — я нахмурилась, — и ты решила вернуться ко мне.

— Мы и не встречались по-настоящему же.

— Это всё неважно, — махнул он рукой. — Просто скажем, что сейчас всё ок.

Вид у меня был уже более-менее приличный, по ходу его рассказа я успела подтереть лицо, и нос перестал шмыгать. Но никуда идти я не желала. Я всё ещё переживала свою драму, сердце кололо, нехорошее чувство не покидало. А он всё не унимался, уговаривал меня, заговаривал зубы, и отчего-то я согласилась, о чём совершенно не пожалела.

Начать с чистого листа не сложно, сложно изменить почерк, говорил кто-то умный. И я была с ним согласна. Но тренировки письма давали о себе знать, я вливалась в новую жизнь быстро и уверенно.

Я переехала в другую страну, воспользовавшись неожиданной случайной счастливой возможностью. Прямиком в город небоскрёбов. Папа отпустил меня вопросов, когда я сказала, что хочу учиться музыке, и буду счастливее, учась там. Остальная семья спорить с моим решением тоже не стала, но рыдающий в аэропорту Максим покорил моё и без того изношенное сердце, и мы с ним рыдали на пару, а также малявки Таня с Костиком.