— Смотри-ка, — говорит Петер, — какая широкая у меня получилась полоса. Оказывается, покрасить комнату катком — проще простого.
Карин подкрашивает кисточкой углы, к которым не подберешься катком.
— Может, расскажешь мне теперь, что там было, в пансионате?
— А что рассказывать?
— Все подряд. Почему вы подрались, ты и Артур. И что там приключилось с итальянцем. В общем, все.
— Артур что-нибудь рассказывал об итальянце?
— Он только сказал, что был там один итальянец, вот и все.
— Расскажу как-нибудь при случае, но только не сейчас.
Петер стоит на верхней ступеньке лестницы-стремянки, и Карин не видно его лица. «Это даже хорошо, — думает он, — насколько легче говорить честно и откровенно, повернувшись лицом к стене».
— А почему Артур ничего не хочет рассказывать? — спрашивает Карин. — Ты ведь наверняка знаешь почему.
— Может, эго ему не очень приятно?
— Думаешь, он стыдится чего-нибудь? Да чтобы Артуру стало стыдно — такого не бывает. Ему это просто не знакомо. А тебе? Тебе было стыдно?
— Не знаю, — говорит Петер. — Теперь уже, наверно, не стыдно. Если тебе настолько интересно, так и быть, расскажу все. Сейчас это можно, а тогда было нельзя.
Он прикидывает, что расскажет все, как есть. И историю с итальянцем, и то, как Артур его избил. Ну не то чтобы избил, а синяк под глазом не проходил целых три дня. И почему подрались, тоже пусть знает. В общем, он выложит ей все.
— Только давай по порядку, — предупреждает Карин. — Я ведь даже не знаю, в каком месте тот пансионат.
— В Зас-Альмагеле. Знаешь, где это?
— Где-то в Валлисе. Точно не знаю.
— Раньше я тоже не знал. Еще весной Штрассер сказал, что летом наш класс проведет несколько недель в пансионате в Валлисе. А именно в Зас-Альмагеле.
— Это около Зас-Фе?
— Может быть. Только Зас-Альмагель расположен выше по течению реки, Зас-Фе — ниже.
— А мы поедем на каникулы в Тессин. В долину Маджи. Как здорово! Ну а кто у вас был там за повара? — спросила Карин.
— Штрассер взял с собой жену.
— Как она выглядит?
— Невысокого роста. Худенькая. Моложе его. Она… даже не знаю, как сказать… чуточку застенчивая, что ли, и чем-то напоминает школьницу.
— Она тебе понравилась?
— Понравилась? Да ты что? С чего это ты взяла? Ну, внешне она приятная.
— Артур рассказывал, что ты частенько захаживал к ней на кухню.
— Чушь какая. Только тогда, когда она просила меня принести дров из сарая. Печь топили дровами. Еще мне несколько раз пришлось строгать лучину и разжигать огонь в печи. В общем, я видел ее не чаще других.
Вначале не повезло с погодой. Было холодно и туманно. Когда утром открывали ставни, туман стоял сплошной белой стеной. Не видно было деревьев. А уж гор — подавно. Туман рассеивался только к полудню. В общем, такое утро навевало скуку. Просто нечем было заняться. Мы ведь жили не в самом Зас-Альмагеле, а в двух километрах от него, в небольшом селении. Дома там называются «Цермайджерн». Правда, смешно звучит — Цермайджерн? Через день, после завтрака, госпожа Штрассер отправлялась в город за покупками. Иногда мы сопровождали ее вдвоем или втроем, чтобы помочь нести продукты.
— И ты всегда ходил с ней?
— Нет. Не всегда. Только когда она просила. Конечно, это было приятнее, чем сидеть с остальными на занятиях. Поэтому я предпочитал ходить с госпожой Штрассер в город. Учитель говорил: «Раз нет другого дела, доставайте учебники, позанимаемся немного французским». За всю первую неделю я так ни разу и не попал на эти занятия. Госпожа Штрассер все время говорила, что я ей нужен — то носить дрова, то сопровождать ее в город, то еще что-нибудь. Другие тоже предпочли бы, конечно, колоть дрова в сарае, вместо того чтобы зубрить неправильные глаголы. Однажды Штрассер сказал жене:
«Может, возьмешь себе в помощники кого-нибудь другого? Не обязательно только Петера».
И тогда сразу вызвался Артур. Но она сказала:
«Петер освоился, он знает, что мне надо».
И Штрассер согласился. Он только добавил:
«Хорошо, тебе виднее».
— Значит, ты поссорился с Артуром из-за того, что госпожа Штрассер не захотела взять его к себе в помощники?
— И поэтому тоже. Но не только поэтому.
— Ты мне расскажешь почему?
— Да… Только немного потерпи.
— Но честно?
— Разумеется.