Держитесь, девушки!

Нюта помолчала, осмысливая услышанное. Эта девочка с лету все понимала, вероятно, потому, что ей уже пришлось много пострадать. Это тоже идея, заложенная в русском менталитете, – страдания очищают и возвышают как личность, так и общество в целом. Если зло превышает допустимый предел, а люди не хотят каяться, настает черед катаклизмов, болезней, войн, – мир очищается страданием.

– Илария Павловна… – помолчав, снова спросила девочка. – Скажите, а один человек… не герой, не какой-нибудь ученый или писатель… Он может сделать что-нибудь существенное для своей страны?

Вот оно, подумалось учительнице. Главный итог подобного разговора и должен быть таким – чтобы захотелось сделать что-нибудь во благо Родине. И она приготовилась объяснить, как сама понимала, как много раз до этого передумала:

– Представь себе организм, зараженный страшной болезнью. Тут каждая здоровая клетка ценна, не только сама по себе, но и как место, где вырабатывается противоядие. Если здоровые клетки сильнее больных, даже притом, что их значительно меньше, – человек выздоравливает. А если наш народ – больной организм, то все мы – его клетки. Выходит, от нас все и зависит, от каждого…

– Тетя Лара!.. – тихонько окликнул сзади незаметно подкравшийся Толик. – Я, того…Можно вас на минуточку?

Она повернулась к Толику, но он переминался с ноги на ногу и ничего не говорил. Тогда Нюта, чуть усмехнувшись, вышла из кухни, прихватив с собой кастрюльку манной каши, сварившейся во время этой философской беседы.

– Что тебе, Толик?

– Я вот чего… Может, ей, Анюточке, вредно так долго разговаривать? Я имел в виду – на такие серьезные темы?..

Надо же, подумала Илария Павловна. Вот она, любовь. На что уж Толик не отличался особой сметливостью, а тут сразу вычленил то, о чем сама она не подумала. Чересчур увлеклась – ведь до сих пор не с кем было поговорить. А девочка, конечно, в том состоянии, когда нельзя допускать эмоциональных перегрузок.

– Ты прав, Толик. Но зато Нюта больше не будет думать о смерти. Она осознала свою необходимость: как много сейчас зависит от каждого конкретного человека, который понял главное.

– Что понял? – немного испугался Толик, для которого главным, безусловно, стала забота об этой прекрасной Снегурочке, а то и нечто большее…

– Быть иль не быть, – непонятно для него ответила Илария Павловна.

29

Несмотря на то, что Светке только исполнилось пятнадцать, ее трудный возраст как будто сошел на нет. Она больше не спорила по пустякам, стала звать Игоря Сергеевича папочкой, больше помогала матери по хозяйству. В общем, теперь ее демаркационная линия проходила не между собой и родителями, а между ими тремя, составляющими семью, и трудностями, выпадающими на их долю. Мамина гипертония, перегрузки самого Игоря Сергеевича, не дающаяся Светке геометрия, исподволь подкрадывающийся вопрос будущего поступления в институт – вот с чем надо бороться вместо того, чтобы нападать друг на друга. А начался этот благой процесс с того дня, когда какая-то ненормальная пыталась убить Игоря Сергеевича по пути из роддома. Он так и не понял до сих пор, за что.

Светка рассказала ему, что недавно встретила эту молодую мамашу в детской поликлинике, и та была с чудесным сыночком. Неужели он заслужил казнь лишь тем, что сказал ей когда-то «девочка», хотя под сердцем у нее был мальчик?

Но нет худа без добра: эта почти детективная история научила Светку ценить родителей, а ему самому помогла справиться с комплексом психологической мужской неполноценности. Во-первых, он нашел в себе мужество выйти в тот вечер на улицу, невзирая на охи-ахи Фаины Петровны. Во-вторых, оказалось, что дочь (он-то хотел сына и всегда чувствовал в связи с этим некоторое разочарование) тоже может вырасти стоящим человеком. Ведь не пойди она встречать его, чтобы объясниться, выровнять отношения, Игоря Сергеевича и в живых бы уже не было.

Словом, для него открылась истина: подлинно мужская психология – это не острые углы, а внутренняя ответственность, упакованная опять же в деликатность. Так что его мягкость с женой, с дочерью – не ущерб, а благо. А уж с пациентками особенно. В роддоме мужчина психологически нужен женщине больше, чем где-нибудь: его взвешенное слово, волевое решение поддержать. Сколько страшных, можно сказать, преступных ошибок совершается здесь именно потому, что мужья и любовники, оставшиеся за стеной роддома, оказались психологически несостоятельны.

Игорь Сергеевич, как мог, отдувался за своих безответственных собратьев.

– Что будем делать? – спрашивал он теперь каждую беременную пациентку.