Держу тебя

Сергей проводил Машу до дверей квартиры, она упиралась, хмурила брови, сжимала губы, становясь при этом ещё краше, у него заходилось сердце при взгляде на хорошенькое личико. Он не домогался, вообще никак не намекал на произошедшее на спортивной базе, напирал на то, что район неблагополучный, а в парадной сломан домофон — мало ли кто встретится на лестнице.

Маша фыркнула, но согласилась, забавно прижимая к груди шоколадку Несквик с клубникой. Серёга ей вручил за кассой, Маша попыталась гордо отказаться, чем едва не вызвала смех у парня — это всего лишь шоколадка, но язычок, нервно и нетерпеливо облизавший нижнюю губу сдал девочку с потрохами. К шоколаду мисс Настенька из сказки «Морозко» была отчаянно неравнодушна. На прощанье пообещал завтра же позвонить и, счастливо улыбаясь, сбежал по лестнице старого фонда Васильевского острова.

Хотелось орать на весь город, страну, планету, издать победный клич воина, завоевавшего континенты, покорившего сильнейшую армию мира, а ведь никакой победы он не одержал. Маша больше хмурилась и растерянно хлопала глазами в новой, не сползавшей на нос оправе, единственное его достижение — шоколад в жёлтой обёртке с изображением зайца. И всё же чувство беспричинной эйфории, отчаянного, эгоистичного счастья обуревало Сергея, вырвавшись на свободу. Словно полтора месяца сидевшее под замком чувство радости, заталкиваемое гнётом мыслей и сомнений, вырвалось и никак не хотело успокоиться, оно разгоняло кровь до космических скоростей, заставляя сердце захлёбываться и почти повизгивать, как сытый, куцехвостый щенок, получивший двойную порцию еды.

Ощущение чистейшего восторга испортила Оленька, решившая, что двенадцатый час ночи — удачное время для визита, оставалось обрадоваться, что ключи от своего дома он Оле так и не дал.

— Оль, честно говоря, устал как собака, — попытался отказаться Сергей. — Завтра на работу, — он окинул взглядом женщину.

Тёмные волосы она заколола сверху, выпустив пару игривых прядей, едва заметный макияж, при этом тщательный, голые ноги из-под распахнутой шубки и видневшийся, тёмно-синий халатик из чего-то струящегося. Готовая к сексуальным подвигам почти в полночь. А секса Сергей и не хотел, вернее, хотел, с желанием проблем не было, а вот с объектом были, и серьёзные.

— Так и будешь держать меня на морозе? — мягко улыбнулась женщина и сделала шаг в квартиру, Сергей посторонился, машинально приняв мех в руки и одновременно закрывая дверь. — Как прошли соревнования? — как ни в чём не бывало, спросила Оленька, усаживаясь на стул, рядом с кухонным столом. — Устал? Пойдём ко мне, я ужин приготовила: зубатку в белом соусе и картофель по-деревенски, как ты любишь.

— Я не люблю рыбу, тем более в соусе, — Сергей остался стоять в проходе, опираясь одним плечом в косяк межкомнатной двери.

— Ты говорил, что любишь, — бровь медленно поползла наверх, губы тронула снисходительная улыбка. Сергею ужасно хотелось высказать всё, что думает, при этом чертовски не хотелось скандала на ночь глядя, да и вообще, скандала.

— Я врал, — он пожал плечами, в ожидании ответной реплики, что она последует, сомнений не было.

— Ты отменный враль, — Оля буквально пропела ответ.

— Ты весьма прозорлива, не так ли?

Сергей начинал заводиться, от чего — и сам не понимал толком. Он просто хотел прийти домой, принять душ, сварганить что-нибудь на ужин и лечь спать, лелея чувство взорвавшей его существование радости, тёплой, яркой, бездонной, забытой им, казалось, тысячу веков назад. Он хотел впитать в себя счастье слой за слоем, как торт Наполеон, смакуя вкус, закрыв глаза. Он жаждал вспоминать хорошенькое личико Машеньки, её растерянный взгляд, тоненький нос, в кончик которого хотелось чмокнуть с оттягом, чтобы фыркнула в возмущении. Будоражить рецепторы воспоминаем короткого прикосновения прохладных тонких пальцев к его ладони. Наслаждаться всем этим, смаковать, а не чинить разборки с женщиной, с которой его не связывает ничего, кроме взаимного равнодушия.

— Не понимаю, о чём ты.

— Понимаешь, — припечатал Сергей. — Всё ты понимаешь, Оля. Ты не видишь женскую заколку на подоконнике, которая валяется здесь уже две недели? А тюбик… как эта хрень называется, консилер, тоже не замечаешь? Или наивно думаешь, что следы ярко-розовой помады на моей футболке принадлежат мне?

— Серёжа, прекрати пожалуйста, — Сергея чуть не вывернула от этого «Серёжа». Именно так его называла бывшая жена, и из её уст это звучало естественно, так же, как дышать, для неё он был хоть Серёжей, хоть кем. А изо рта Ольги прозвучало как плевок.

— Что я должен прекратить?

— Говорить ерунду?

— Серьёзно? Для тебя ерунда, что изменяю тебе, а ты этого в упор не видишь?

— Ты не изменяешь мне, — на удивление спокойно ответила Оля. — Просто пока не определился, но это скоро изменится, — авторитетно вещала женщина в синем халатике, выставив на обозрение бедро до края трусов.

— Считай, что я определился, — устало ответил Сергей.