Держу тебя

Болящей было неловко, стыдно, необходимость собраться и идти домой была очевидной, тем более, она уже могла справиться одна, до ванной и туалета девушка курсировала почти без проблем, значит, и дорогу перейдёт, но уходить не хотелось. Сергей трогательно опекал её, ужасно не хотелось отказываться от ощущения заботы.

Она давно не чувствовала ничего подобного, могла вспомнить только детство. Когда Маша болела, мама и папа беспокоились о ней, ухаживали, баловали свою девочку, вот и сейчас она чувствовала себя той самой маленькой девочкой, о которой искренне беспокоятся и заботятся. Разве можно упрекнуть Машу в том, что она смалодушничала и захотела пробыть в доме Сергея хотя бы до вечера… Поступок эгоистичный, учитывая Восьмое марта, вдруг у парня были планы? Впрочем, о возможных планах Сергея Витальевича Маша хотела думать ещё меньше, чем уходить.

— Маш, Машенька, — тогда Сергей сел рядом и потрогав лоб девушки, нахмурился, потянулся за градусником, сунул его подмышку, Маша сморщилась от холода. — Машунь, давай, ты покушаешь, — он нахмурился, убирая влажные волосы девушки ото лба. — Что ты хочешь?

— Ничего, — есть, действительно, не хотелось. Она пила морс, этого казалось достаточно.

— Солнышко, обязательно нужно покушать…

— Нельзя говорить «покушать», — пробурчала Маша, голова сама собой упала на грудь Сергея, он, уже привычным движением, придержал. Какие же у него хорошие руки! Сильные, с длинными пальцами, немного шершавые и прохладные.

— Можно, если не в первом лице и о ребёнке или болеющем, — возразил, тепло улыбнувшись. — И не заговаривай мне зубы, у меня большой опыт работы с шестилетками, твоя хитрость не прокатит. Что ты будешь ку-у-у-ушать? — Сергей повернул лицо Маши к себе, заглянул в глаза.

— Не хочу есть, — Маша скуксилась. Голова раскалывалась, в носу свербело, она чувствовала себя пожёванной галошей, при мысли о еде становилось и вовсе дурно.

— Надо, Маша, надо, — строго заявил надсмотрщик.

— Котлеты хочу, домашние, и пюре, — совсем не подумав ответила Маша, просто, чтобы завершить этот разговор.

Каково же было удивление Маши, когда через полчаса, когда она почти заснула, на край дивана снова присел Сергей и удручённо заявил.

— Маш, а может, ты что-нибудь другое захочешь. Я честно собирался пожарить тебе котлет, но сломался на этом: «Купи нормальный фарш. Только нормальный, а не хлам какой-нибудь», — мужской палец ткнул в телефон, открыв окошко беседы в Вайбере. Дальше шло подробное описание приготовления котлет. — На самом деле, — после вздоха продолжил Сергей, — меня и пункт «путёвая сковорода» смущает, но до неё я не добрался. Сестра моя, родная, — пояснил Сергей, по-своему истолковав ошарашенный взгляд Маши.

— Не надо ничего готовить, — Маша встрепенулась. — Я пошутила, просто так сказала, прости, пожалуйста.

— То есть, котлеты ты не хочешь?

— Я совсем не хочу есть, — извиняющимся тоном пролепетала Маша. — Не беспокойся, пожалуйста, я сейчас пойду домой, — она подскочила, машинально поправляя очки, начала искать толстовку, носки, размышляя, менять ли пижамные штаны на тёплые или так добежать, под пуховиком не должно быть холодно, несмотря на снег на улице.

— Торопыжкин, сядь, — безуспешно попытался остановить её Сергей, она только вздыхала, фыркала и путалась в рукавах, решительно собираясь топать домой в пижамных штанах. Не переодеваться же при Сергее. У них был секс, да. И укол ей делали прямо при нём, он даже за руку её придержал, уж очень страшно было. Но всё же спустить прямо сейчас штаны казалось настолько интимным действом, что Маша не решилась. — Да стой ты, засобиралась она, посмотрите на неё, какая отважная, — он выговаривал каким-то улыбающимся голосом, вытряхивая девушку из толстовки. — Сядь и сиди, — он усадил её, как куклу, посредине дивана, подтолкнул подушку под спину, придвинул получившуюся «конструкцию» к стене и укутал в одеяло. — Тебе плохо у меня? — голос звучал так обеспокоенно, что Маше стало ещё более неловко.

— Что ты, хорошо! — поспешала заверить. — Хорошо! Просто неудобно, у тебя же планы, наверняка, были…

— Какие?

— Восьмое марта… сегодня…

— Ай-я-яй, Мария Константиновна, так прямо намекать на отсутствие подарка, а я, между прочим, чей-то сон всю ночь сторожил, кого-то за руку держал, когда этот кто-то рыдал, подставляя попку злому доктору. Кстати, попка — само очарование. И такие упрёки. Вот и помогай после этого девам в беде!

— Что? Нет!

— Что «нет»?

— Я не намекаю! — Маша вдруг разревелась. Да что же с ней твориться такое?! — У вас же девушка есть, а я тут! Лежу! То есть, сижу!

— У меня нет девушки, — кажется, опешив, ответил Сергей.

— А заколка?

— Что «заколка»?

— Может быть, заколка и ваша, я не знаю, может, в вашем тайном гомосексуальном кружке принято носить ярко-голубые заколки, но консилер фирмы Эйвелин точно не ваш, — фыркнула Маша, совершенно некрасиво хлюпнув носом.

— Глазастая какая, — Сергей почему-то улыбнулся вместо того, чтобы обидится или разозлиться. — Почему это Эйвелин этот не мой, мало ли куда мы его… наносим, — он сжал губы, явно пытаясь не заржать на весь дом.