Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Замечательно, что Страхову принадлежит почин псевдощегольского издания. Это своеобразное жанровое образование, относящееся не столько к словесности, сколько к книжности; издание-перевертыш (недаром он назвал его «в платье навыворот»), в котором речь ведется якобы от имени всесильной Моды, предписывающей свету свои правила поведения, – на самом же деле уязвляющее и уничижающее щегольство. Впрочем, лучше всего сказал об этом сам сатирик: «Моду представил я властительницею и такою сильную собою, к покровительству коей имели прибежище и самые люди». Под стать и название книги – «Переписка Моды, содержащая письма безруких Мод, размышления неодушевленных нарядов, разговоры безсловесных чепцов, чувствования мебелей, карет, записных книжек, пуговиц и старозаветных манек, кунташей, шлафоров, телогрей и проч. Нравственное и критическое сочинение, в коем с истинной стороны открыты нравы, образ жизни и разныя смешныя и важныя сцены модного века» (М., 1791). Среди прочего здесь помещено самоизобличающее письмо Моды к Непостоянству: «Правду сказать, где я, Мода, поживу хоть десяток лет, то надобно несколько на то веков, дабы истребить тот образ мыслей, которой я внушаю людям. Глупость наделать может столько в один год, что и самая мудрость не исправит того в десять… Где роскошь поживет десять лет, там через сто лет не научишь людей быть умеренными. Словом, где я, Мода, побываю хоть год, оттуда дурачество и ветреность не выживешь в пятьдесят».

Приводятся 56 постановлений Моды, из которых приведем наиболее характерные: «Над любовию начальствовать ветрености, легкомыслию и корыстолюбию»; «Главнейшими достоинствами прекрасного пола да будут: пустомозглость, щегольство, роскошь, городской образ мыслей, ложные понятия, ветреные мысли, презрение истинных дарований, добродетели и трудолюбия». Далее: «Великое число любовников, поздное вставание, ежедневное небытие дома, разсеянье, картежная игра, праздность и пр.»; «Повелеваем, чтоб супружество было такою торговою вещию, которая продавалась бы по вольной цене» и т. д. Автор прямо говорит о цели своего издания, и состоит она в том, «чтоб безпристрастное сие начертание могло некоторым людям открыть глаза и удостоверить их о вреде, причиняемом Модою, роскошью, вертопрашеством и прочими пороками, которые являются повсюду и во многих сценах нынешней жизни».

С развитием сатирической периодики диапазон щегольских псевдопроизведений заметно расширился за счет новых газетных и журнальных жанров. Достаточно обратиться к вводной статье журнала «Трутень» (1769–1770) «Каковы мои читатели», чтобы понять характер предпринятых новаций. Издатель Николай Новиков среди прочих носителей пороков (Злорад, Скудоум, Лицемер и др.) упоминает и Вертопраха. Автор тем самым обозначает читательские запросы петиметров: «Вертопрах читает мои листы, сидя перед туалетом. Он все книги почитает безделицами, не стоящими его внимания… Однако ж “Трутень” иногда заставлял его смеяться. Он его почитает забавною книгою и для того покупает. Вертопрах, повертевши листки в руках, и которые заслужат его благоволения, те кладет, а прочие употребляет на завивание волос…» (К слову, такое отношение щеголя к книгам было ранее представлено в сатирах поэта Антиоха Кантемира.)

Замечательно, что на страницах русских журналов их издатели, как ранее Сумароков и Ржевский, также говорят от имени щеголей. При этом использовался новый в то время жанр русской журналистики – письмо издателю от читателя. Примечательно в этом отношении послание из далекой провинции к издателю журнала «Смесь» (1769): «Сделайте милость, внесите в ваши листы нашего щеголя, который носит на голове престрашные кудри, у него зеленый мундир подложен розовою тафтою, а сапоги с красными каблуками… Пожалуйте, г. издатель, не презрите моей просьбы, дайте сему молодцу местечко в вашем издании».

В ряду подобных опытов находятся и присланные письма от щеголих. Это тоже своеобразная мистификация, поскольку в подавляющем большинстве такие письма сочинялись самими издателями, которые, как правило, не оставляли их без ответа и, полемизируя с ними, развенчивали щегольство во всех его проявлениях.