Дерзкая овечка, или Как охмурить своего босса

– Да, да, конечно. – Удивительно, но голос шефа звучал спокойно. Поразительное хладнокровие для человека, над которым дамокловым мечом нависла угроза разоблачения в убийстве. – Это не горит совсем. Так даже лучше – не стоит демонстрировать парню нашу заинтересованность. В данном случае спешка будет лишней.

– Что у тебя, кстати, с Гелей-то? – Стершин перевел разговор в иное русло. – Ребята докладывали, будто ворвалась она в твой кабинет едва ли не штурмом. Остановить не смогли. Ты на них не серчай. Ну сам подумай, не скручивать же ее? Кроме того, ты бы с ней поосторожнее. Не ровен час болтать начнет, с журналистами встречаться. Оно тебе надо? Они до сенсаций уж больно охочие. Вот что ни ток-шоу, так какое-нибудь незаконнорожденное дитя знаменитой личности на свет божий вытаскивают.

– Ты смотришь ток-шоу? – усмехнулся Петров.

– Да нет, – вроде как даже смутился Стершин, – так, фонит иной раз телек.

– Да ладно, не тушуйся, – на этот раз в голосе шефа слышался смех, – у каждого свои слабости.

– Ага, – буркнул начальник СБ, – ты из-за своих уже тринадцать лет под каблуком у этой бабы.

– Ты говори, говори, да не заговаривайся, – стальным тоном отрезал Серпал. – Моей слабости – да, скоро четырнадцать лет, но, знаешь, Костя – лучшее, что я сделал в своей жизни. Так что ни о чем не жалею.

– Ладно, ладно, – миролюбиво и несколько смущенно проговорил Стершин, – чего ты сразу в бутылку-то лезешь? Не жалеешь – и хорошо. Рад за тебя. Может, оно и правильно. А то я вон один, как тополь на Плющихе.

– Как перст, – машинально поправил Петров. – Тополей три было.

– Что? А, ну да. Один хрен, что перст, что тополь, а словом-то и обмолвиться не с кем, опыт свой, так сказать, богатый передать, гены опять же замечательные. – На этот раз мужчина смеялся.

– Ладно, – отрезал его начальник, – заболтались мы с тобой. Ты давай, решай что-то с Голубевым, а я домой. Вон секретарша, бедная, уж истомилась, наверное, вся.

– Кстати, как она тебе? – поинтересовался Стершин, а я еще больше обратилась в слух, хотя куда уж больше.

– Да ничего, только…

Что «только», я уже не услышала, так как неожиданно на меня обрушился ледяной дождь. В буквальном смысле.

Ничего не понимая, я вскочила с дикими воплями и вперилась глазами в источник своих бед. Передо мной стояла сухонькая женщина с графином в руке. В ее умных и ярких глазах плясали озорные черти. Еще не старая дама будто сознательно прибавила себе возраст, нацепив на голову нилепый цветастый платок на манер тех, что носят бабушки в деревне. Синий халат, из под которого едва выглядывали облаченные в гамаши ноги, выдавал в ней служительницу швабры и тряпки. Дешевые резиновые тапки а-ля «кроксы» довершали образ.

– Твою мать, – выругалась я, отряхиваясь, словно собака, из-за чего во все стороны полетели брызги. Не без удовлетворения я заметила, что некоторые из них достигли и источника моих неприятностей. – Что это было, в конце концов? – Мой грозный тон, увы, нисколько не напугал тетку.

– Я нечаянно, – невинно ответила та, – вот, цветочки поливала, да оступилась, детка.

– Вы баба Глаша?! – проявила я чудеса сообразительности.

– Кому баба Глаша, а кому и Глафира Митрофановна, – грозно ответствовала уборщица.

А ведь прав Олег: бабушка-то непростая! Ой и не простая!

– Простите, Глафира Митрофановна.

Хотя что это я? С какой стати прошу прощения? Может, это бабусе нужно извиняться? Цветочки она, видишь ли, поливала!

Поправив тонкой рукой платок, баба Глаша бесцеремонно заглянула в мой ноутбук, демонстрирующий прекрасный пруд с лилиями – заставку рабочего стола.

– Хм, – пробормотала женщина, – я уж думала, ты порнуху какую смотришь или еще чего позабористее. А тут такое… Чегой-то ты тогда так внимательно в экран-то пялилась? Даже меня не заметила. Будто оглохла и ослепла.

– По какому праву… – Мой голос предательски пошел вверх. Так, спокойно, Валерия. Тетка явно тут на особом счету. Так что лучше не связываться. А ну как доложит Стершину? Нет, понятно, что моя задумчивость на прослушку никак не указывает, но зачем лишнее внимание к себе привлекать?

– Медитировала, – буркнула я первое, что пришло в голову.

– С открытыми глазами? – удивилась Глафира Митрофановна.

– Угу, с открытыми, почему нет?

Собеседница пожала плечами, но в глазах ее по-прежнему читалось недоверие. А и пусть! Буду я перед каждым поросенком бисер метать.

– Что здесь происходит?! Валерия, почему вы в таком виде?! – Грозный окрик Петрова заставил меня вздрогнуть. За его спиной топтался Стершин, с любопытством взирая на разыгрывающуюся сцену.

– Да, Валерия, – глаза бабы Глаши весело сверкнули, – где это вы так намокли?

– Вспотела, – буркнула я. Но, поймав грозный взгляд шефа, пояснила: – Да вот, Глафира Митрофановна тут цветы поливала, а я, неловкая такая, встала резко и задела ее. Она воду на меня и пролила.

По лицу Серпала я поняла: он не поверил ни единому моему слову. Слишком уж хорошо ему известен характер уборщицы, чтобы не понять, что произошло на самом деле. Но мой благородный жест оценил, благодушно хмыкнув.