Ги так легко выскользнул из своей одежды, что Лили и глазом моргнуть не успела, как обнаружила, что он уже обнажен и склонился над ней. Бедра его были тверды, как железо. Он грубо поцеловал Лили. Когда она вырвалась, чтобы вдохнуть воздуха, его губы скользнули по ее шее и ниже, к груди. Поняв, какую сокрушительную стихию она разбудила в нем, Лили ужаснулась. Вожделение, подхлестываемое гневом, накрыло его как бушующий, вал, который безжалостно смел все ее мольбы и отказы. Ее соски устремились вверх, и ей стало безнадежно ясно, что он возбуждает ее, как бы она этому ни противилась. Коленом он раздвинул ей ноги и попробовал овладеть ею, но что-то мешало ему сделать это, а она закричала от боли.
— Так ты еще девушка! — проговорил он. Ги тут же отодвинулся и в изумлении уставился на нее.
— Разве это имеет значение, норманн? — вскричала она.
— Я не насилую девственниц, леди. Мягкой льняной простыней он осторожно стер пятно крови с бедра Лили и попробовал обнять ее. Она откатилась на другую сторону кровати и зарыдала, свернувшись калачиком. Сердце его вознеслось к небесам при мысли о том, что она не знала ни одного мужчины. И он спросил, ласково склонившись над ней:
— Как долго ты была замужем, любовь моя?
— Только один день, — просто ответила она.
— Будь ты моей женой, мне бы этого времени хватило, — прошептал он и, взяв мягкое меховое одеяло, укрыл ее, чтобы она не озябла.
Лили ничего не стала объяснять Ги, и он поднялся с постели и опять оделся. Нежно проведя рукой по ее волосам, он шепнул: «Простите меня, Лили!» — и ушел вниз, ночевать со своими воинами, дав ей возможность уединиться, о чем она столько раз просила его.
Эдгарсон вбежал в хижину. Ему не терпелось выложить очередную новость. Мать схватила его за руку.
— Где ты шляешься? Давно пора спать.
— Новый лорд посадил Эдварда на цепь в конюшне, — сообщил он Эдвине.
Она побледнела и вскричала изумленно:
— Почему? Что случилось?
— Мне не сказали. Может, его убьют поутру, — ляпнул мальчишка.
— Ах нет! Я пойду к нему! — твердо сказала Эдвина, отбросив одеяло и натягивая платье.
— Нельзя выходить из дому в эту пору, Эдвина. С тобой что-нибудь случится, — умоляюще сказала мать.
— Я должна, матушка! Я его люблю!
— Я знаю, дитя мое, — грустно отозвалась та, качая головой и давая дорогу дочери.
Эдвина бежала, не обращая внимания на темноту, хотя прежде никогда не осмеливалась выходить по ночам одна. Прибежав в конюшню, она нашла там Эдварда, прикованного цепью к стене. С удрученным видом он сидел на охапке соломы. Эдвина опустилась на колени перед ним. Эдвард с испугом взглянул на нее.
— Эдвина?! Что ты здесь делаешь? Не нужно бы тебе приходить сюда! — молвил он предостерегающе.
— Я должна все знать! Что случилось, Эдвард? — спросила она умоляющим голосом.
Он покачал головой.
— Не знаю, но думаю, это как-то связано с набегом. Монтгомери, наверное, решил, что я имею к этому какое-то отношение, потому что я сакс.
— Ему следовало бы знать, что вы не можете иметь никакого отношения к поджогу хижины, — возразила Эдвина.
— Человека до всего можно довести. Как знать, будь я в бегах, и я, возможно, был бы вынужден добывать себе пропитание таким образом.
— Никогда! — заявила она. — Вы человек чести.
— Я только надеюсь, что это никак не связано с Лили, — подумал он вслух.
— Лили? — прошептала она.
— Она пришла в мою опочивальню вчера ночью сказать, что моей матушке очень плохо. А Монтгомери увидел нас.
— Вы любите Лили? — спросила она со страхом.
— Разве можно знать Лили и не любить ее? — задумчиво пробормотал Эдвард. — Боже, я боюсь не за себя, а за Лили — ведь она в его руках!
— Не тратьте на нее свою жалость; он, как и всякий мужчина, закроет глаза на ее грехи.
— Эдвина, это недобрые речи, — упрекнул он девушку.
— Ничего не поделаешь. Я так беспокоюсь за вас. Что с вами будет? Брат сказал, что утром вас убьют!
— Эдвина, я ни в чем не виноват. И если я предстану перед судом, меня, конечно, не убьют. А теперь иди. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. С узниками не стоит fraternize.
— Fraternize? — переспросила она.
— Это французское слово. Оно означает — обращаться как с братом.
— Я не думаю о вас как о брате, Эдвард, — и она покраснела.
— Уходи же, — настаивал он, — и будь осторожна! Если тебя увидит кто-нибудь из воинов, тебе не поздоровится.
Эдвина ушла. Но отправилась не домой, она поспешила к Мораг. •
— Мораг, прощу тебя, помоги мне! Лорда Эдварда посадили на цепь в конюшне, и я боюсь за его жизнь! — сказала она умоляюще.
— Норманны не убьют его, — убежденно ответила Мораг.
— Откуда ты знаешь? — спросила Эдвина сквозь рыдания.
— Разделенная власть — это половинная власть, — был загадочный ответ.
— Это связано с Лили? — спросила Эдвина.
— Про молодого лорда одно скажу: бойся Лили, а не Монтгомери, — предостерегла ее Мораг.
— Эдвард любит ее! — воскликнула Эдвина.
— Ага, а ты любишь молодого лорда, — сказала Мораг.
Эдвина удивленно уставилась на нее, потом произнесла, опустив глаза:
— Я и впрямь люблю его и хочу, чтобы он любил меня. Ты мне поможешь?