Дерзкая. Пленница (тело)хранителя (СИ)

Всю дорогу я напряженно молчал. Молчал, не понимая, почему у этого Дитриха рот не закрывается, и зачем мне нужны местные достопримечательности. Он хотел сгладить обстановку, но это не удавалось.

Большая вилла в престижном районе, граничащем с туристической зоной. На тот момент, когда Белов увез их сюда, вряд ли мог оплатить такое роскошное жилье. Значит, это дело рук кого-то другого.

Стук мяча о плитку заставил меня замереть. Бросив чемодан на белых мраморных ступенях, забыв, что еще секунда — и я посмотрю в глаза Марины, пошел на этот звук.

Мой Саят. Время изменило всех нас, но близких людей узнаешь, даже если они изменились до неузнаваемости. Мой сын подпрыгнул в воздухе, коснувшись пальцами баскетбольного кольца, и ловко забросил мяч.

Повернул голову. Улыбнулся. Мое сердце рухнуло вниз. Еще до того, как я понял, что эта улыбка — улыбка сына своему отцу — адресована Дитриху.

С этим мириться у меня уже просто не было сил. Словно в тумане, я шел к своему сыну. Смотрел, как он смотрит на меня — вопросительно, растерянно настороженно. Как эта гамма эмоций сменяется недоумением. Я знал, что еще немного — и увижу в его темных глазах, таких же как и у меня, протест. А от этого сердце разорвется окончательно.

— Сай, тигренок… — голос сбился, в горле защипало. По ногам выстрелила дикая слабость. Не понимая, что делаю, я опустился на колени на жаркие плиты под палящим солнцем чужой страны, протягивая руки к пареньку, который был моим сыном.

А он переводил потрясенный взгляд с меня на Дитриха. Я даже не понимал, что после всех пластических операций ему меня не узнать. Что время наверняка стерло те воспоминания.

Дитрих сделал шаг вперед.

— Саят, это твой отец. Помнишь, я всегда говорил, что однажды он вернется…

— Было круто, правда?

— А помнишь, я сам отъехал на лодке от берега и едва не утонул?

— Ты не успел, — я едва успевал смахивать слезы, листая без цели альбомы с фото новой жизни моей семьи. — Я поймал тебя, и мы поплыли вместе. Эта полудырявая посудина не успевала заполниться водой — мы ее вычерпывали и латали бреши монтажной пеной. Мама потом нам обоим высказала за промокшие ноги. Эй, ты что, проверяешь меня?

— Прости, пап. Просто ты другой совсем. Но тебе идет. Ты похож на одного актера из боевика. А вот когда обнял, меня как туда. В детство… я пояснить не могу как, но ты обнимаешь так же… как и тогда. Ты теперь будешь жить с нами? Дитрих, он… он тоже был как отец. Он разрешил называть себя «кентом»…

— Я не знаю, что будет, Сай. Я просто… я просто очень рад тебя встретить. Ты так вырос…

— Уже восьмой курс калифорнийского колледжа. Еще неделя каникул, и обратно. Ты будешь приезжать?

Стук в дверь прервал беседу с сыном. Я смотрел на Марину. Как и в первый раз, чувство нереальности происходящего вызвало головокружение.

Я думал, обниму ее, забыв о присутствии Дитриха. Зароюсь лицом в ее волосы, сожму так крепко, что будет сложно дышать. А едва увидел ее — неулыбчивую, сосредоточенную, с короткой стрижкой и в спортивном костюме, застыл на месте.

Она была чужая. Растерянная, обалдевшая, такая знакомая, родная — но что-то изменилось.

Объятия вышли сухими.

— Тагир, пообщайтесь с Саем… через полчаса обед. Мы… не будем вам мешать.

Думал, когда увижу ее спустя озвученное время, шок отпустит. Накроет нежностью, той, что так долго одолевала, пока я верил, что ее уже нет на этой земле. Но ничего. Между нами словно колебалась незримая энергетическая стена. Ни капли того счастья и доверия, в которых утопил меня Саят.

— Идемте обедать. А потом… потом нам придется поговорить.

— Но я хочу с папой к океану! Представляешь, он ни разу не занимался серфингом…

— Он присоединится к тебе. А мне придется поговорить с… твоим отцом наедине.

Холод. Стена. Я ощутил это в полной мере, когда мы уединились с ней в кабинете, который щедро предоставил в наше распоряжение ее новый муж.

Марина переоделась в платье. А я отметил, что ее стиль изменился. Вполне соответствует холодности, что легла несмываемым отпечатком на ее лицо. Где эта жизнерадостная девчонка, никак не пожелавшая в свое время утихомирить внутреннего ребенка? Через что ей пришлось пройти, чтобы научиться заново жить… И так ожесточиться?

— Помнишь любимое стихотворение моей матери? — начала она, жестом велев сесть и не пытаться приблизиться.

— Какое? — я смотрел на нее, а перед глазами был другой образ. Неуместный здесь, за тысячи километров. Не имевший отношения к разговору. Он просто был.

— «Не повертайтесь на круги своя. Нічого це, крім білю, не приносить». Никогда мне не нравилось, а сейчас прямо набатом в голове.

Она пытается скрасить эти, казалось бы, жестокие слова улыбкой. А я вижу в ее глазах страх. Страх — что я пришел отобрать у нее новую жизнь, разрушить все, что она построила.

— Злишься за меня, что не спас… что не я вас увез? И что меня долгое время считали мертвым?

— Поначалу, а потом нет. Я долго верила, что ты жив и приедешь за нами. Славик пытался тебя отыскать, но ты пропал без вести. Потом нашли вроде как обгоревшее тело… опознать не смогли. ДНК совпало…